Второй случай произошёл через два дня, практически на моих глазах, 12 мая. Заходя в здание обладминистрации, я услышал выстрел и побежал на звук; подбежав, я увидел старшего второго этажа с позывным «Север», здоровенного такого дагестанца-дончанина, который рукояткой пистолета бил лежащего на полу мужика. Оттащив Севера от тела, начал разбираться в произошедшем.
Оказалось, что Север почувствовал, что кто-то выхватывает у него из кобуры пистолет и развернулся, думая, что это кто-то из своих шутит, — но тут же получил выстрел в грудь в упор. Его спас бронежилет четвёртого класса защиты и реакция, позволившая ему мгновенно выбить пистолет из руки стрелявшего. Отверстие на бронике Севера и повреждение грудины подтверждало случившееся. На шум сбежался народ и одна из женщин узнала нападавшего, рассказав, что это её сосед, живёт он в Петровском районе, работает на шахте охранником, женат, имеет двоих детей, что он никогда нигде не участвовал и не был замечен в каких-то политических мероприятиях, и то, что произошло, для неё является полной неожиданностью. Мужика мы заперли в камеру, а сами поехали разбираться к нему домой. Меня интересовали его компьютер и вещи, позволяющие подтвердить его принадлежность к правосекам, но дома мы ничего подозрительного не нашли, компьютер был чист, в соцсетях ничего не прослеживалось; нормальная жена, дети — всё как у людей! По приезду в ОГА мне сообщили, что он себя неадекватно ведёт, бьётся головой об стену, кричит о приходе антихриста и пытается вскрыть себе вены; в общем, его связали.
Поняв, что он находится в неадекватном состоянии, я стал наблюдать за ним и расспрашивать охранявших его бойцов о поведении задержанного. Из всех присущих человеку потребностей у него осталась только одна — потребность в воде, причём он её просил каждые полчаса, но выпивал не больше полстакана; в первые сутки задержанный был опасен для самого себя, пытался даже зубами перекусить себе вены. Повторял всякую ересь по поводу явления антихриста. Несмотря на потребляемую жидкость, он ни разу в туалет не сходил. На вторые сутки вроде успокоился, мы его развязали, но ни с кем он не шёл на контакт, иногда что-то еле слышно бормотал, вскакивал и ходил по комнате.
Всё это время у него были неестественно расширенные зрачки, частое дыхание и какой-то безумный взгляд. Болевые ощущения (а его изрядно помяли, пока я оттаскивал Севера) появились только на четвёртые сутки, а первыми осмысленными его словами были «Где я?».
Поняв, что действие вещества закончилось, я расспросил задержанного, и он рассказал, что пошёл записываться в ополчение — палатка стояла на дорожке, ведущей к ОГА. Но познакомился с кем-то — и с ними выпил что-то из бутылки из-под холодного чая, а дальше ничего не помнит. Мой рассказ о его поступке вызвал шок, было видно, что человек невиновен, и я отпустил его домой.
Ещё один случай. Это произошло при разборе записи видеорегистратора, когда группа разведки под видом гражданского населения вернулась с задания по объезду территорий, контролируемых ВСУ. Один из присутствовавших на совещании командиров обратил внимание на заснятый на видео таз с лимонами в момент, когда группа проезжала блокпост, контролируемый бойцами «Правого сектора», и пояснил, что лимоны используют амфетоминозависимые наркоманы для снятия отравления. Участники операции подтвердили, что практически на всех блокпостах «Правого сектора» фиксировалось наличие лимонов в большом количестве.
Четвёртый случай произошёл в начале июня 2014 года, когда я с группой впоролся в досмотровую группу батальона «Донбасс» и мы приняли бой. С расстояния в 20–25 метров я выстрелил в противника, видел, как пули попали в живот и в правую руку, раздробив её, но нападавший попытался перехватить автомат левой рукой для дальнейшего ведения боя. И это при попадании в тело и дробящем попадании в конечность! В других случаях хватало перебить конечность, чтоб противник полностью вышел из боя… Я выстрелил ему в голову.
В пятый раз я столкнулся с подобным под Широкино в ноябре 2014 года, когда разведгруппа под командованием новосибирца с позывным «Длинный» взяла языка из батальона «Азов». Его притащили в батальон, и мы попытались провести допрос, но не было никакого результата. Его состояние было крайне неадекватным и напоминало случай с напавшим на Севера. Я распорядился начмеду батальона дать медицинское заключение о состоянии задержанного. Его заключение было безоговорочным — «язык» находился под воздействием какого-то сильнодействующего препарата, предположительно, амфетаминовой группы. В точности данного заключения сомневаться не приходилось, так как начмедом батальона был действующий врач из Новосибирска, заведующий торакальным отделением горбольницы.
