— А с отцом что?
— Отец потом будто взбесился. Мы его боялись посылать в дело. Если бы можно было их кровь пить вёдрами — он бы вёдрами пил…
До этой войны на Саур-Могиле ежегодно проходили масштабные церемонии — президенты приезжали, венки возлагали: в Отечественную здесь были бои.
Многое может измениться во временах: вчерашняя семья распадётся, брат пойдёт на брата, — а география веками остаётся прежней. И господствующие высоты находятся на тех же местах.
Саур-Могила — это курган, 278 метров высотой, с которого огромная равнинная местность просматривается на десятки километров.
Вершина кургана защищена широким парапетом, как частью огромного памятного мемориала. На самой вершине — памятная стела, а в основании стелы — разнообразные хозяйственные помещения: раньше там был музей.
Спустя 71 год с лета 43-го на той же Саур-Могиле развернулись новые и трудные события.
И стела, и парапет, и бывший музей — всё это пришлось очень кстати. И немецкие окопы тоже.
Ополченцы рассказывали, как, заново роя окопы, попадали ровно в линию укрепрайонов, сделанных в 1942-43 годах, и находили то немецкие, то русские кости, останки, вещи.
…теперь там всё смешалось заново.
С 11 июня украинские войска, авиация, артиллерия, в том числе и «Грады», начали крушить мемориал, чтобы похоронить там ополченцев. Посыпались каменные лица советских солдат на постаменте.
12 июня атаку украинских войск лично возглавлял генерал Виктор Муженко — скоро он станет начальником Генерального штаба украинской армии.
Атаку отбили.
— Знаешь, что самое страшное на Саур-Могиле было? — говорит Захарченко. Я не знаю: по мне, так всё ужасно, но Захарченко уточняет: — Не было воды…
Я дважды к ним приезжал, и второй раз когда заехал, сразу уйти не смог… Мы зарывались под памятники побитые и получалось, что эти памятники — они сверху нам помогали, а мы под ними сидели. Только прямое попадание — это жутко.
А я сидел возле «Зинки». «Зинка» — это «ЗУшка»[10], мы её звали Зина. Она героически погибла. Как настоящий боец. Последний раз, когда я её видел за три дня до смерти, она уже стояла на каких-то деревянных чурбаках, там были деревянные клинья подбиты, то есть она уже наполовину стреляла с дерева, но стреляла. Пять раз стрельнет, и мы её заново собираем. Первые сутки, когда у меня выплёскивает адреналин, я хочу пить. Я могу выпить ведро воды. Вот Кот — мой командир разведки — он жрёт. Он, наверное, лошадь на адреналине может сожрать. При мне он съел три килограмма колбасы докторской с батоном — такая громаднейшая палка колбасы. И он её утоптал. У всех по-разному это происходит. Семён из моей охраны — на адреналине чихает. Дима вообще приходит в себя только через неделю после боя. У каждого своё. Для меня, когда воды нет, — это жуть. Хрен с ним, что нет возможности помыться и воняет от тебя как от последнего козла: жара, лето, разгрузка, автомат…
Мы говорим с Захарченко о том, что упавший памятник советскому солдату на Саур-Могиле надо оставить: вот в таком виде, чтоб помнили.
— И часовня там нужна… — добавляет он. — Я обещал. Сделаю.
Тот июнь был бешеный, новости шли каждый день.
12 июня в Донецке диверсионная группа расстреляла микроавтобус сопредседателя Верховного Совета ДНР Дениса Пушилина — самого его в автобусе не было, погибли три человека, в том числе помощник Пушилина.
Обстрелы и убийства диверсионными группами ополченцев, попытки терактов в отношении политических и военных лидеров народной республики случатся в течение лета в Донецке не раз.
13 июня украинские войска внезапным рейдом взяли Мариуполь — в котором, на самом деле, почти не было сил ополчения: город достался ВСУ практически без боя. (Спустя неделю станет известно, что в городе в результате «зачистки» пропало 74 человека — из числа «сепаратистов» и сочувствующих. По сей день никто этих людей не ищет, и пока Мариуполь под властью нынешнего Киева, искать не станет. Большинства из них, скорее всего, уже нет в живых.)
На следующий день под Луганском был сбит военно-транспортный самолёт Ил-76. На борту было 49 человек — украинская десантура и экипаж; все погибли. Жуть ситуации в том, что, по словам украинских солдат из той же бригады, что перешли на сторону ополчения, среди десантников были «штрафники» — те, кто не хотел воевать или плохо воевал против ополченцев. Точно известно, что двое десантников были из Донецка. Остальные в основном из Днепропетровска.
