Я, тщательно прицелившись, нажал на спусковой крючок. Очередь полоснула по стенке.
— Недурно, — сказал Бойл, прищурившись.
Он взял у меня автомат и сделал то же самое.
— Сколько вы мне поставите? — спросил он, возвращая автомат Рою.
— Двенадцать, — нагнул голову Рой. — Шесть за точность и столько же за артистизм.
— Столько же и ему, — сказал Бойл, указав на меня вытянувшимся экзаменаторам. — Подсчитайте.
— Тридцать, — подсчитал старший. — На шесть выше нормы.
— Отлично. Проверим сообразительность.
Он сел за стол — одноцветная сова среди пестрых попугаев. Рядом с ней они еще более усохли и постарели.
— Почему тебя потянуло в полицию?
— Я уже говорил.
— Предположим, что я забыл.
— Власть и сила. Почему я выбрал сильнейшего для участия в схватке? Потому что был качественно сильнее его. Почему вам, количественно более слабым, подчиняется количественно более сильное население Города? Потому что вы сильнее качественно.
Я был уверен, что мой ответ понравится Бойлу, и не ошибся. Он понимающе улыбнулся.
— А чем же обеспечивается эта качественность — оружием? — спросил он.
Провокационный вопрос. Так бы ответил любой на моем месте. Любой некачественный. А я должен был защищать позицию качественности.
— Не только, — ответил я, подумав. — Конечно, сила оружия — решающий фактор в подавлении большинства меньшинством. Но оружие можно отнять или изготовить. На оружие можно ответить оружием. А почему вам подчиняются не только кучера и консьержки, но и директора «Сириуса»? Не выписывают же они свои чеки под дулом наведенных на них автоматов.
Бойл засмеялся:
— Верное наблюдение. А вывод?
— Денег у них не меньше, чем у вас. Но деньги не фишки, у них должно быть какое-то мерило стоимости.
— Что ты имеешь в виду? — прищурился Бойл, на этот раз, как мне показалось, не дружелюбно, а настороженно.
Я вывел свою судьбу на опасный стрежень, но сворачивать не собирался. Возможно, отсюда и не возвращаются. Но я почему-то был уверен, что Бойл в конце концов оценит мою откровенность. С другими бы я подумал, но с Корсоном Бойлом…
— Завод или заводы по изготовлению пищи. Пищевой комбинат вроде химического, — решительно произнес я. — Это большая сила, чем оружие, и большая ценность, чем деньги.
Последовал вопрос — как выстрел:
— А что ты знаешь о заводе?
— Ничего.
— Но ты же знаешь, что это завод?
— Предполагаю. А предположение — не знание.
— Ты с кем-нибудь делился таким предположением?
Спрашивал только Бойл. Тренинг-эксперты давно ушли. Экзаменаторы молчали с серыми, как мундиры, лицами. Вероятно, таких экзаменов еще не было.
— С кем у нас можно делиться? — изобразил я пренебрежение и равнодушие. — С людьми без памяти?
— У тебя есть друзья.
— Они умствований не любят. Обеспечь себя — предполагай что угодно. Вот их кредо.
— А секретарь Томпсона?
— Мы с ним почти не встречаемся. Он очень занят.
— Пишут историю, — скривился Бойл. — А кому нужна эта история? Как трамвай превратился в конку, а в квартире погасли лампочки? Мы восстановили телефон для себя, а Городу он не нужен. Мы замораживаем изобретения только потому, что считаем прогресс преждевременным. Статус-кво — вот что нам нужно. Объяснить?
— Не надо. Но я не уясняю угрозы прогресса.
— Память возвращается, мальчик. Когда-нибудь мы все вспомним, что было и как было. Судный день, как говорят церковники… — Он посмотрел на меня, как прицелился, и помолчал, словно взвешивая все, что хотел прибавить. — То, что в наших руках пища, — известно. И то, что не любят нас в Городе, — тоже известно. Так почему бы нам не завоевать любовь, когда все так просто? Снизить цены. Пустить продукты по дешевке. Всем, всем, всем. Уменьшатся прибыли? Не так уж страшно…
— Страшно другое, — перебил я. — Поднимется жизненный уровень, повысится платежеспособность. Будут больше покупать, больше продавать и больше производить. Расширится рынок труда. А за счет чего? И еще: судя по товарным этикеткам, завод работал и до Начала. А помнит ли кто-нибудь его мощность? Есть ли уверенность в том, что эта мощность неограниченна и сможет удовлетворить любой спрос? А если нет такой уверенности, значит, вы заинтересованы в стабильности положения, в сохранении нынешнего уровня платежеспособности, в понижении, а не в повышении спроса.