«Советская история – это богатейший исторический и исследовательский ресурс. Как бы мы ни относились к этому периоду, одно должно быть ясно: это уникальный общественный эксперимент, понимание и знание которого – несмотря на трагизм и драматичность – обогащают наше представление не только о современном обществе, но и о человеке как таковом. Трезво оценить провалы и удачи этого проекта – первоочередная исследовательская задача, – писал Виталий Куренной в книге „СССР: Жизнь после смерти“. – Советский эксперимент был одним из вариантов модернового общества – он не есть нечто внеположенное этому проекту. Советский Союз основывался на определенных, выработанных именно в культуре модерна представлениях об истории, политике, культуре, обществе, экономике и человеке»[471].
Подобный подход открывает целое направление для дальнейших исследований, позволяет взглянуть на советский период, отрешившись от идеологических контекстов, определяющихся «просоветским» или «антисоветским» дискурсом.
Говоря о культурной политике в СССР, необходимо обратить внимание на то, как в советской идеологии формировалось и интерпретировалось само понятие «культура», как оно трансформировалось по мере развития и усложнения общества. Рассматривая эту тему, Руслан Хестанов приходит к выводу, что после революции через «культурную оптику» пытались определить саму стратегию строительства социализма и коммунизма, но в результате сложилось весьма специфичное именно для этой системы определение культуры, которая, в свою очередь, стала объектом государственного администрирования. Сюда относились самые разные вопросы: от развития школы, системы высшего образования, науки, до воспитания национальных кадров в союзных и автономных республиках, организации досуга для разных категорий населения.
Как отмечает Борис Кагарлицкий, советская культурная политика воплощала представления революционной интеллигенции о просвещении народа, принципы которого проводились в жизнь с настойчивостью и последовательностью, немыслимыми для дореволюционного режима.
Не надо забывать, что задачи культурной политики диктовались потребностями ускоренной модернизации экономики и общества. Специфика советской версии модернизации состояла в беспрецедентно быстрых темпах осуществления перемен при столь же беспрецедентных масштабах этих трансформаций. Цель достигалась за счет крайней централизации, мобилизации ресурсов в сочетании с жесткими административно-репрессивными мерами. Всё это в совокупности предопределило тоталитарный характер процесса, однако в то же время возникала потребность в массовом просвещении. В свою очередь, это диктовало ориентацию советской модели образования именно на образцы дореволюционной элитарной школы, традиции старой гимназии, о чем подробно рассказывается в статье Галины Гончаровой.
Наряду со школой культурным инструментом являлась и армия. Примеры этого можно найти в сюжетах об исследовании читательских интересов красноармейцев и в статье Тимофея Дмитриева, посвященной анализу попыток национального строительства в Вооруженных Силах СССР.
Новая политическая и управленческая практика вполне соответствовала представлению о государстве как о коллективном просветителе, выполняющем своеобразную «цивилизаторскую» миссию по отношению к своим гражданам.
Советская культурная политика уникальна именно своей комплексностью, стремлением охватить самые различные сферы жизни, самые широкие группы населения. Распространяя определенные культурные нормы на общество в целом, советское государство тем самым совершало работу по тотальной унификации культурных практик, через эту унификацию стремясь достичь преодоления сословных различий, типичных для традиционного общества. Говоря языком самих коммунистических идеологов, победивший пролетариат не столько навязывал свои нормы старому обществу, сколько, наоборот, присваивал себе культурное наследие побежденных классов.
Многие просветительские институты, характерные для советского периода, появились еще до революции, но действовали они не в тех масштабах и не столь целенаправленно. Работал Комитет грамотности, велась экскурсионная работа, и даже научно-популярный журнал «Наука и жизнь», без которого трудно представить себе повседневную среду советской интеллигенции, был основан в 1890 г. Но потребовалась революция, чтобы подобные институты стали доминировать в культурной практике общества. Революция не только придала этой просветительской деятельности беспрецедентные масштабы, но и сменила ее идеологические ориентиры.
