Время, вперед! - страница 67
Прежде всего следует отметить, что в договоре отдельно подчеркивалось: помещение должно быть использовано исключительно для просмотра фильмов. Между тем использование кинотеатра в иных целях не было редкостью – например, одна из организаций устроила в нескольких помещениях бывших кинотеатров игорный клуб и концертную площадку[414]. Официально разрешалось, однако, открывать при кинотеатре буфет или даже ресторан[415], и нередко это становилось ключевым источником дохода для владельца кинотеатра. Одно из немногих примечаний в договоре особо указывало на то, что дивертисмент и миниатюры[416] допускаются лишь как дополнение к сеансу[417]. Существовала отдельная категория «кинотеатра с дивертисментом»[418], «кинематограф с концертами и миниатюрами»[419]. Это, как правило, были дорогие кинотеатры в центре города. Наличие такого пункта в договоре не могло помешать зрителям «голосовать ногами» и выбирать те кинотеатры, где была более богатая программа дивертисмента. Зачастую газеты вели кампанию против дивертисмента в кинотеатрах как доминанты сеанса. Следует заметить, что в среднем кинотеатр тратил на дивертисмент треть своего заработка и примерно в 2–3 раза больше, чем на прокат самих фильмов. Это было известно ответственным за киноработу инстанциям, но никаких действенных мер против этого на протяжении 1920-х годов принято не было.
Управляющая кинематографией организация старалась не брать на себя ответственность за происходящее в кинотеатре. Никаких требований о соблюдении репертуара или инструкций по организации собственно культурной работы в самом кинотеатре не было, но арендаторы письменно соглашались с тем, что будут в точности исполнять все правила, постановления и прочие распоряжения, относящиеся к кинематографам[420]. Иногда в договорах содержались рукописные оговорки о том, что арендаторы обязаны придерживаться курса культработы других институций, например Комиссии по улучшению быта учащихся. Таким образом, ответственность за соблюдение этого пункта полностью перекладывалась на плечи арендаторов и практически не контролировалась управляющим органом до 1926 г.
Ни о каком регулярном контроле над кинотеатрами со стороны государственных органов речи в договоре не было. Специально не регламентировался состав работников частных кинотеатров, но в отчетах кинотеатров об их деятельности требовались сведения о персонале: социальный статус, членство в партии. При этом государственный арендодатель оставлял за собой право назначать свой низший технический персонал (комендант, вахтер, сторож), но не более того. Вероятно, этим правом не пользовались широко, и к 1925 г. данный пункт мог вычеркиваться из договора, хотя в бланках он по-прежнему формально сохранялся[421].
Со временем, однако, этот пункт дополняется другим: «Арендатор обязан вести организуемое художественное предприятие согласно производственному плану, утвержденного Художественным комитетом Губоно, а текущий репертуар представлять для контроля в Губрепертком, согласно существующих положений»[422]. Симптоматичный пункт договора появляется в 1924 г.: он гласит, что если на содержание зрелища не будет получено надлежащего разрешения или его эксплуатация по каким-либо причинам станет невозможной, управляющая организация не несет за это никакой ответственности и не принимает претензии на свой счет.
Таким образом, государственные киноучреждения целиком снимали с себя ответственность за происходящее в стенах кинотеатров, не принадлежащих их ведомству. К 1925 г. мы можем видеть уже выдержанную в определенном стиле четкую структуру договора, напечатанного на хорошей бумаге и заполненного на машинке. Очевидно, что постепенно налаживался механизм сдачи кинотеатров в аренду частным лицам или отдельным организациям. Со временем выдвигается условие об обязательной прокатной базе картин, которая оговаривалась в договоре – в Ленинграде, например, это чаще всего была прокатная контора Севзапкино
