— Уймись, Задорнов, билет не в партере!
— Из всех вас, дураков ненормальных, не могу предсказать лишь Сергея — Извилину. Гениальный псих!
— Не льсти! — говорит Извилина. — Я бы насчет мумб не додумался.
— Казак, я вот все пытаюсь спросить насчет их ног… В смысли женских мумбу–юмбских нижних конечностей. Колесо не глядя на них выдумывали?
— Руки не интересуют?
— Это в контексте какого использования?
— Если руки золотые, то неважно откуда они растут, — заявляет Седой. — К ногам в этом случае, я бы тоже выдвигал не столь завышенные требования. И потом, по какому–такому нравственному праву ты моих женщин обсуждаешь?
— Что заметил, все Седому уже обзавидовались, а Лешка–бабник так и ни разу. И даже не взгрустнул.
— Что так — а Лексеич? Чего молчишь? Тебе наши африканки уже не нравятся?
— Наши?
— Это фигурально. Что при нас — то наше.
— Нравятся! Но здесь вопрос применения, — говорит Замполит. — К примеру, лошади мне тоже нравятся, очень нравятся, но это вовсе не значит, что я готов их трахать.
— Расист ты, Лешка!
— Если расизм заключается в том, что одна особь — а в данном случае моя — не желает спать с другой особью, — а в данном случае хотя бы и Петровичем — кстати, вон он тоже какой загорелый! То — о, да! В смысле — расисистее меня только роса.
— Быть не может!
— Не переводи стрелки на Петровича!
— Мумб надо было из Либерии везти! Всем!
— Я не из Либерии, — возражает Казак.
— А я про тебя и не говорю! Я про мумб и про всех! Всем русским мужикам второй женой должна быть мумба–юмба из Либерии, дабы лучше воспитать первую. И надо везти мумб прямо сейчас, пока и там их не разобрали.
— Не либерди!
— Либерия уже не та, — вздыхает Казак. — Вернее, та, но по–другому. Скурвилась!
Либерия уже не стреляла ни на прямую, ни из–за углов, заставляя замечать то, на что раньше не обращали внимание — грязь, нищету, убогое существование.
Появилось и нечто новое — этакая отрыжка демократизма: полицейские при законах, которые не исполнялись, коррупция власти, попрошайки в чинах и профессиональные попрошайки на улицах, продажа должностей, доносы, нисколько не замутненные родственными отношениями, похищения с целью выкупа — целая ниша бизнеса… — все объяснялось последствиями гражданской войны.
Вертолеты Ми‑8, перекрашенные в цвета ООН и укомплектованные украинскими экипажами, летающие вдоль океанского побережья, нарабатывающие валютные рабочие часы, пешие в коричневых чалмах патрули, с голубыми касками у пояса, составленные из индусов. Никому ни до чего нет дела, кроме собственных. Магазины, принадлежащие тем же индусам, ливанцам и пакистанцам. Армянская мафия. Китайские строители, восстанавливающие дороги к золотишку и прочим «арендованным» приискам. Словно сдали страну в чужие руки навечно, а сами либерийцы выпросили себе лишь временное разрешение составлять ее природный фон.
Женщины — прекрасные, стройные высокие гибкие, готовые отдаваться лишь за обещание увезти в Европу. И благодатные, как положено быть женщине, на все 100 процентов — полным отсутствием ревности, считающие, что у мужчины должно быть их несколько.
Не похожие на них ленивые разболтанные черные мужички, впрочем, тоже статные, в породу, но с неистребимой склонностью к безделью и публичному выпендрежу, громких бесед «на зрителя» — размахиванию рук по поводу и без повода. Словно африканская природа сыграла шутку — слепила на том африканском берегу два разных племени, разделив их по половому признаку.
И в том, что русским мужикам надо бы везти мумб (или «манямб» — как их там называют) из Либерии — смотри–ка — есть нечто резонное…
Петька не светит, что последний контракт (который он умудрился сплести с другим) у него от «Четвертого», от Сергея — Извилины, что ходил он в «те места» по его серьезной просьбе — без ведома Воеводы и остальных, и отчитаться должен, как оговаривалось, только перед Сергеем.
Не первый поход. Опять убедился, что рай есть, но не всем он понравится, и чтобы примириться с ним, нужно отшагать именно так — пешком, взглянуть на ад, что не обойти, а можно только сквозь — и тем словно пройти проверку, откупить право на билет. Ад заставил попотеть, рай в какой–то мере тоже — удивили оба, но и не в первый раз. В иных местах ничто не способно повторяется. Рай ценишь, а через какое–то время начинаешь в нем скучать, но сдерживает обратная дорога. Ад разнообразнее рая, он не склонен дублировать себя ни в плохих, ни в худых вещах. В «ад» на этот раз вошел с другой стороны, и он стал вызовом, который Петьке — Казаку давно не попадался. Оценил все прелести похода, и сложность какой–либо массированной высадки на «Территории». Проведал «детей Сергея» — «лично–приемных», отобранных по каким–то понятным лишь Извилине канонам, а теперь размещенных в миссии, что руководил их коллега, наблюдал подготовку…
