— Ладно, посмеялись, и будя! — выдавливает Седой, промакивая тыльной стороной ладони глаза. — Теперь скажите по совести скажите, выиграли они эту войну?
Тут же возникает спор. Леха отстаивает, что Штаты после Второй Мировой ни одной войны не выигрывали, и эта не исключение. «Пятый» — Сергей — Извилина, говорит, что поставленные задачи достигнуты, используя английский колониальный прием: «и пусть они убивают друг друга как можно больше», стравили между собой суннитов и шиитов. Теперь им не до нефти, а нефть качается и вывозится беспрепятственно и бесконтрольно. Похоже, это положение затянется надолго. Выгодно постоянное тление, но не пожар…
— Надо посмотреть данные по субсидиям в США — частным и государственным на психиатрическое излечение, — говорит Извилина. — Сколько запланировано на ближайшие и долговременные сроки.
— О чем ты?
— Есть много общедоступной информации по которой можно судить какая война планируется, в том числе и следующие, в какие примерно сроки. Вот к примеру, США в середине 60‑х годов в течение четырех с лишним лет вели войну во Вьетнаме. Спустя 10 лет после прекращения боевых действий почти две трети от общего числа американских военнослужащих — примерно один миллион семьсот пятьдесят тысяч человек — официально были признаны людьми, нуждающимися в психиатрическом лечении.
— Это они закосили! — недоверчиво восклицает Казак.
— Даже если так, то вряд ли что либо изменилось, — говорит Извилина. — Разве что, в худшую сторону.
— Для них в худшую, для нас в лучшую! — уточняет Замполит.
— Мотивация… Недостаточная мотивация собственных действий, как бы не пытались им это внушать собственные политруки. На 65 процентов боеспособность частей зависит от психофизического состояния солдат и только 35 процентов приходится на техническое обеспечение. Слышали, наверное, про исследование подполковника Панарина?
— Извилина, кончай прикалываться!
— В 1995 году, одно из подразделений, направлявшихся в Чечню, предварительно тщательно обследовали специалисты–медики. Все военнослужащие были распределены на четыре группы по степени психофизической готовности к ведению боевых действий: от «первой» — абсолютны готовы, до «четвертой» — вовсе не готовы, По просьбе ли тех самых медиков, случайно ли — лично я не верю в подобные совпадения, но подразделение оказалось в эпицентре боев в Грозном. Через месяц в строю осталось менее четверти военнослужащих, остальные выбыли по понятным обстоятельствам: убитыми, ранеными, пропавшими без вести или отправлены в тыл по болезням… Короче, провели повторное обследование… Практически все, кто уцелел, как раз входили в ту самую первую группу «абсолютная психологическая готовность» к боям.
— Все равно — уроды! — заявляет Казак. — Мальчишек после такого точно придется лечить.
Лешка — Замполит опять пытается удивлять — рассказывает о новой разработке бронежилета, где защитный слой жидкий.
— Нанотехнологии! — козыряет мудреным словечком.
Казак тут же оживает, допытывается — почему «нано», но вразумительного ответа так и не получает. Но Леха горячо, со всей внутренней убежденность в правоте, уверяет, что технологию эту, даст бог, удастся использовать для создания пуленепробиваемых брюк — можно будет самое больное сберечь — потому как, в основе особая жидкость: полителен–глюколь, что сохраняет текучесть в нормальном состоянии, а когда бьет пуля, мгновенно затвердевает…
А Петька — Казак все пытается представить, что будет с человеком, у которого на бегу мгновенно затвердеют брюки и (неугомонный!) спрашивает:
— А че делать, если надолго затвердеет? И не раствердеет больше?
— То и делать! — огрызается Леха. — Гранату себе под жопу!
И Лешка — Замполит, по второму прозвищу «Щепка» (маскирующем «Заноза в заднице»), также «Балалайка» или «Балаболка», тихонько, под нос себе, рассыпает словесами непечатными, включая в них слова философские — наводит «тень на плетень»…
Какое–то время Лешка взапой зачитывается философами. Впрочем, он периодически зачитывался чем–то. Прочел множество таких путаников, случались средь них и действительно философы, и обнаружил лишь одну закономерность — все они умерли. Нельзя сказать, чтобы его это расстроило: некоторых из них он бы с удовольствием убил бы собственной рукой, поскольку негоже жить человеку, который перерабатывает бумагу и собственные мозги в то, что берется противоречить всему. Заполненость идеями (кроме — простейших) исчезла, системы и мировоззрения перестали спорить в нем меж собой, когда наконец–то понял, что нет ничего грустней и циничней философии. Каждый философ — циник, и каждый циник едва ли не философ, находит себе оправдание в собственной философии, гребет ее под себя, чтобы на ней восседать орлом на загаженном. Из всего кем–либо сказанного, не возводя в систему, оставил только приемлемое себе, отпихивая все остальное, либо кромсая на куски, оставляя лучшие не по общему смыслу, а по личному. Постепенно вооружаясь множеством цитат (которые тут же взялся безбожно перевирать), под собственное ли оправдание, под настрой, к случаю ли — лишь бы придать толчок, движение идеи на том, что не все мертвые были достойны смерти, как не все сегодняшние живые — жизни.
