Маттео откусил еще от канноли.
– Я восторгаюсь тем, что ты полностью отдалась уроку. Вижу твою страсть, то, как серьезно ты относишься к пекарскому делу. Однажды у тебя будет своя пекарня, не сомневаюсь.
– Это моя мечта, – призналась Кэт, оглядываясь вокруг. – Эта плита, эти серебряные миски, этот просеиватель для муки… Это место. Однажды. – Она положила свою трубочку. – Сейчас же все так… непрочно.
– Кроме этого. – Он выразительно смотрел на кольцо.
– Даже это, – прошептала она так тихо, что не поняла, произнесла ли это вслух.
– О? – серьезно удивился он.
Кэт уставилась на просеиватель для муки.
– Сейчас все приводит меня в смятение. Моя мама… Она… ты знаешь, что с ней. Я не способна думать. Не могу… не знаю, как отношусь к тем или иным ситуациям, событиям, людям. Чувствую себя просто…
– Чувствуешь просто – что? – Он накрыл ее руку ладонью.
Его ладонь была сильной, теплой.
– Как на дороге с односторонним движением, наверное. – Она воздела руки вверх, немедленно пожалев о потере контакта с его кожей.
– На дороге с односторонним движением куда? Ты имеешь в виду свою нынешнюю жизнь?
Кэт повернулась к нему.
– Да, именно это я имею в виду. Свою нынешнюю жизнь. Жизнь, которая не изменится. Ничего не изменится. Я выйду за парня, с которым познакомилась в пять лет. Испеку свою стомиллионную лепешку и маффин для гостиницы. Раз в год стану ездить на отдых в Париж, в Рим или куда-нибудь еще, где всегда хотела побывать. А потом буду возвращаться домой, к жизни, которая навсегда для меня установлена.
– Установлена? Кем?
Она перестала мерить кухню шагами.
– Кем? – Ха. Кем – это правильно. – Обстоятельствами. Я думала пойти в колледж, но знала, что хочу открыть свою пекарню, поэтому решила, что буду заниматься своим ремеслом, печь для гостиницы. Так я и поступила. А поскольку моя мать всегда была здесь одна, моя жизнь и помощь всегда казались правильным поступком.
– Значит, жизнь, которая больше не кажется тебе правильной, установила ты сама. Ты же знаешь, что можешь изменить свою жизнь, не так ли? Человек сам кузнец своего счастья, как говорится.
– Но сейчас моя мать умирает, Маттео. И ее самое большое желание – увидеть меня пристроенной и счастливой, замужем за парнем, которого мой отец любил как собственного сына. И я не уверена, что не хочу выходить за Оливера. Он – золото, как говорит моя подруга Лиззи. И это правда. Просто я не уверена, что готова остепениться. Я хочу увидеть Париж, поесть тапас в Испании. Я хочу побывать на земле, где была ферма Исака Динесена[3] в Африке. Мечтаю попробовать все пирожные в Париже и поучиться у таких мастеров, как твой отец. Но это нереально.
– Это еще почему? Тебе двадцать пять лет, Кэт Если ты не соберешься объехать мир, познакомиться с новыми людьми и пережить приключение сейчас, то когда?
– Моя мать умирает. А Оливер сделал мне предложение, и я согласилась. Моя свадьба в «Трех капитанах» успокоит ее сердце.
Маттео задумчиво посмотрел на Кэт.
– Мне кажется, ее сердце умиротворится, если ты будешь счастлива. Но как бы и куда бы ни привела тебя жизнь, Кэт, я рад, что познакомился с тобой.
Слезы так близко подступили к глазам Кэт, что она отвернулась и усилием воли заставила себя не плакать.
– Полагаю, свадьба уже скоро…
Кэт повернулась к нему, пораженная, что Маттео затронул эту тему. Выходит, он понимает.
– Мы назначили торжество на ноябрь, примерно на День благодарения. Это любимый праздник моей матери. Она занята проработкой деталей… когда есть силы. Это не слишком большая нагрузка для нее – беготня по свадебным салонам и фирмам по выездному обслуживанию, чтобы попробовать стейк на ребрышке?
– Ей потребуется самой судить о том, что она может. Если почувствует слабость, то просто отдохнет. Но если желает планировать твою свадьбу, вероятно, это ей и нужно: радостная цель, красивый жизненный цикл, новое начало. Если только за этим кроются настоящие причины.
Настоящие причины? Настоящее и не настоящее настолько смешалось в голове, что Кэт уже не отличала одно от другого. И новое начало… Почему мысли о браке с Оливером, о жизни в Бутбей-Харборе, об управлении гостиницей и даже об открытии в центре города своей пекарни кажутся чем-то несовместимым? Отчаянно засосало под ложечкой.
