В семь Изабел помчалась в спальню под крышей и приняла душ, представляя тот поцелуй, ощущение ладоней Гриффина на своем теле, на своем намыленном теле в душе. На своем ненамыленном теле в кровати. То, что мысли о Гриффине приняли столь эротический оборот, сильно взволновало ее. Как та старая песня Карли Саймон из «Ревности», это означало для Изабел, что она снова приходит в себя.
Она надела свое любимое повседневное платье, новое, купленное в гавани несколько недель назад. Бледно-бледно-желтый хлопок, расшитый крохотными цветочками, на бретельках, с завышенной талией. В нем Изабел чувствовала себя красивой и беззаботной. Она чуточку сбрызнула себя «Коко», своими любимыми духами, несколько раз провела по ресницам тушью, мазнула по губам блеском ягодного цвета, в последний раз оглядела в зеркале свои волосы и отправилась вниз.
На площадке второго этажа она услышала чей-то плач. Изабел остановилась, прислушалась, стараясь определить, где это. Из Чулана уединения. Джун? Изабел тихонько постучала, и в дверь чем-то швырнули. Вроде бы книгой.
Алекса.
– Алекса, это я, Изабел. Позволь мне войти.
– Нет.
Изабел стояла перед дверью.
– Я действительно хочу поговорить, милая.
– Какой смысл? Вы меня ненавидите, а теперь вы еще и девушка моего отца. У меня отличная жизнь. Какие проблемы?
«Девушка отца? Да мы всего раз и погуляли вместе. Но для девочки-подростка с разведенным отцом этого достаточно».
– Я не испытываю к тебе ненависти, Алекса.
Нисколько. Я на тебя не сержусь.
На мгновение воцарилась тишина, потом снова раздался плач.
– Я вам не верю. И вообще… вы не опаздываете на свое свидание?
«Ах… Не мне бы разговаривать с Алексой о любовной жизни ее отца. Тем более что и любовной жизни у меня с Гриффином нет. Пока. А может, и не будет».
Изабел повернула дверную ручку, желая поговорить с Алексой лицом к лицу. Ручка повернулась, но дверь не поддалась. Алекса придвинула к ней что-то тяжелое.
– Мы с твоим папой идем на прогулку. Со Счастливчиком.
– Вы идете на свидание. Совсем как моя мама пошла на свидание со своим начальником и разрушила семью. А теперь мой отец ходит на свидания. Я ненавижу свою мать. Ненавижу ее, ненавижу, ненавижу! – прокричала Алекса. – Если бы она все не погубила, все было бы прекрасно. Я ненавижу ее и рада, что сказала ей об этом.
«Господи, тяжелое положение».
Изабел не знала, то ли позвать Гриффина, чтобы он разобрался в ситуации, то ли последовать своему внутреннему голосу. Она придвинулась к двери.
– Я правда хочу с тобой поговорить, Алекса. Я могу кое-что рассказать, и по-моему, это тебе поможет.
– Я не хочу ничего о вас знать.
Изабел коснулась своего ожерелья – золотая цепочка ее матери с маленьким медальоном в виде сердечка.
– Ну а я все же хочу кое-чем с тобой поделиться. – Она сделала вдох.
«Давно я не рассказывала эту историю, с шестнадцати лет, когда рассказала Эдварду».
– Самое последнее, что я сказала своей матери – что я хочу, чтобы она умерла. Мы ужасно, нелепо поссорились. А когда я на следующее утро проснулась, то узнала, что она умерла. Погибла в автокатастрофе в новогоднюю ночь. Вместе с моим папой и дядей – отцом Кэт Уэллер.
Молчание.
– Я этого не хотела. – Изабел глубоко вздохнула. – Я ее любила. Правда, любила, даже если иногда и сама об этом не знала. Злилась, потому что она велела мне лечь спать в новогоднюю ночь в двенадцать тридцать, потому что постоянно на меня сердилась, сдерживала, говорила, что я своевольная, что однажды сделаю что-нибудь, о чем пожалею. И знаешь, она оказалась права. А у меня уже не было возможности сказать ей, что я не имела в виду те ужасные слова, извиниться.
Изабел слышала плач, несколько книг полетели на пол.
– Но ведь она не изменяла вашему отцу! – крикнула Алекса. – Не разрушала вашу семью и не губила вашу жизнь.
– Нет. Но она ушла, милая. Ушла навсегда. Я уже никогда не смогу ничего исправить. Она уже никогда не сможет помириться со мной. Алекса, никогда не знаешь, что случится в жизни. Неприятности происходят постоянно. Но если будешь на всех злиться, ты станешь чувствовать себя хуже и хуже. Помирившись с мамой, ты изменишь всю свою жизнь.
