Имя Наталья придумала неплохое – Артем, хотя могла бы и Андреем назвать, помянуть деда Приходько. Виктор вдруг стал часто вспоминать отца, молчаливого, рано поседевшего красивого мужика, с каждым годом все больше чувствовал, что становится на него похож – так же любил аккуратность во всем, не торопился по пустякам, не разговаривал без необходимости. А Артем станет похож на Виктора! У парня уже сейчас явный музыкальный слух, это тебе не Гуля. Лишь бы женщины не занянькали, с Муси станется. Но если приходить и почаще общаться, вполне может вырасти друг и продолжатель дел! Тем более отца он практически не видит, а парню важно мужское воспитание.
В общем, в пятьдесят лет у Виктора Андреевича впервые пробудились родительские чувства. Они ходили с Артемом в зоопарк и на спортплощадку, без лишней болтовни, как и положено мужикам. Тайком от всех прямо на улице съедали по две порции горячих сосисок (Муся бы скончалась на месте!), обсуждали последние новости в детсаде, потом в школе, потом в университете. Артем учился блистательно и прекрасно играл на фортепиано, но все-таки предпочитал точные науки (на радость Мусе, преданной внучке профессора Шнайдера) и сразу после школы легко поступил на математический факультет. Глуповатый выбор в наше время, явно мама с бабушкой посоветовали, но еще не вечер, широта интересов и возможностей только обогащает. Наташа ужасалась и гордилась, словно кукушка, высидевшая орла, страстно обожала сына и даже ухитрилась не испортить его излишней заботой.
И вот два года назад по какой-то никому не понятной причине Артем прекратил общаться с дедом. А его мать и бабка упорно избегали вопросов и старались вовсе не упоминать имени внука. Наконец вчера, когда Виктор немного отдышался от жуткого приступа, всхлипывающая Наталья впервые за долгое время заговорила про Тёму. Мол, мальчик всегда страдал от отсутствия отца (интересно, кто его оставил без отца?), поэтому особенно интересовался историей семьи, сравнивал даты рождения, собирал старые фотографии. А два года назад, ни с кем не согласовывая, уехал в Белоруссию в надежде найти кого-то из ветви Шнайдеров. Больше она ничего не знает. Артем страшно изменился после возвращения, стал молчалив и даже груб, буркнул только, что после массовых расстрелов в годы войны свидетелей не нашлось и даже в архивах не сохранилось имен.
– Где именно он был?! – Виктор постарался дышать как можно спокойнее и незаметно прижал рукой бешеный стук в груди.
– Где-то в Гомельской области. Или в Могилевской. Я точно не знаю.
– Наташа, я тебя прошу, уговори его прийти ко мне! Слышишь, девочка, я тебя умоляю, прийти как можно быстрее, сегодня или завтра! Скажи, что планируется срочная операция, что я могу умереть…
– Папа, господи, почему умереть?! С чего ты взял? Но я скажу, я… я постараюсь, только не волнуйся. Я постараюсь.
Нет, это какую голову надо иметь, чтобы отпустить ребенка к черту на рога, в никому не известную и не нужную Белоруссию?! То пылинки сдувают, то отправляют одного в Чернобыльскую зону, дуры несчастные! Что за архивы, что именно там сохранилось?! Дедрик снимал все подряд, каждый день снимал, гнида, выбирал хорошее освещение, близкий ракурс. И особенно любил дразнить Виктора, все время ловил в объектив и ржал. Сволочь, какая сволочь, он специально чередовал фотографии убитых и виды природы – деревья в снегу, озябших воробьев, пушистую еловую ветку. Перед уходом из области земля наконец отказалась носить эту падаль – Дедрик подорвался на партизанской мине. Не зря так ненавидел партизан, не зря боялся и прятался за спины курсантов – на куски разлетелся, уёбок! А вот куда потом девались его документы, письма, пачки фотографий? Виктор Андреевич вдруг почувствовал, как тяжелая пружина в груди сорвалась и, раскачиваясь из стороны в сторону, заколотила в горло. И сразу стало ясно, что пришел конец… нет!.. Глубокий вдох и остановка, вдох и остановка, спокойно-спокойно, спокойно, словно идешь высоко в горах, туман заполняет легкие, но это не страшно, в горах всегда мало воздуха, главное, успеть спуститься, чтобы рассказать Артему, обязательно рассказать Артему.
