- Знаешь, Серега, мне
кажется, мы проигрывали локальные войны, потому что упорно считали себя великой
державой. При этом мы всегда думали, что великость идет откуда-то: из Кремля,
из ядерных центров, из ракетных шахт... В общем - из глубоких тылов. А
великость должна исходить из сердца, из мозга каждого! В такой войне тылов не
бывает...
- В чем-то ты прав. Но я
думаю, что дело тут еще в великом обмане. Например, когда мы воюем с чеченами,
мы забываем, что воюем с первобытным народом. И дело тут не в пассионарности,
любовно выведенной Гумилевым, дело во внутреннем осознании. Ведь еще в
девятнадцатом веке они переживали разложение родового строя, а такие процессы
требуют не одного столетия. Через это прошли все народы. И появление сотовых
телефонов и межконтинентальных ракет не является катализатором исторического
состояния той или иной нации. Неандерталец с автоматом Калашникова и «стингером»
на плече вполне возможен, но невозможно, чтобы он начал жить и воевать по
правилам кроманьонцев. Но главное - это миф о суверенности. Даже те из них,
которые искренне считают, что воюют за независимость, не понимают, что по сути
воюют за исчезновение своего народа.
- То есть?
- Тебе ли, Вася, не
знать, что у малых народов не бывает независимости, даже если она очерчена
виртуальными границами суверенного государства. Они все равно вынуждены жить
под кем-то. То есть они воюют только за иллюзию независимости. Проблема
заключается в том, что когда они осознают, что Россия гарантировала им
тепличное существование и отеческую заботу, на что они ответили взрывами женщин
и детей, отрезанием голов, как и положено первобытным людям; когда они
осознают, что втыкали кинжал в грудь своей матери, может статься - будет уже
поздно. Даже во время Великой Отечественной войны, как и во время первой
Кавказской, когда они тщетно рассчитывали на турецкого султана, каковому было
абсолютно наплевать на их независимость, они полагались на Гитлера, который
заигрывал с ними в союзников, но, не питая иллюзий в их верноподданности, дал
приказ Гиммлеру (и это не тайна за семью печатями), когда войдут на Кавказ,
уничтожить этот дикий народ. Так и было указано - «дикий»!
- Выходит, стреляя в
спину красноармейцам, они стреляли в спину тем, кто защищал их от полного
уничтожения?.. Но потом-то была депортация?
- А что было делать? Из
пятнадцати тысяч призванных в Красную Армию в сорок первом году чеченцев и
ингушей четырнадцать с половиной тысяч сбежали с призывных пунктов, чтобы
поднять оружие против этой самой Красной Армии. А с предателями во время войны
не церемонятся.
- Я бы расстреливал
предателей...
- Расстрелять целый
народ? Можно просто показать ему его слабость, невзирая на гордость и
воинственность, что и сделал Сталин. Между прочим, во время Первой мировой
войны «дикая дивизия», в которой служили исключительно горцы, была одной из
самых лучших и надежных.
- Я понял: надо было
дать им возможность служить России так, как они умеют!
- Вот именно! И мы
получили бы самых боеспособных союзников.
- Сегодня твоя очередь
умничать, - Дорохов вспомнил беседу предыдущего вечера.
Кошкин промолчал.
Договорить им не дала Мариловна.
Она вошла с ярко
читаемой надписью на лице: «Помогите, а то сейчас помру».
- Вот вы тут бойцов
оживляете, а это только Христу и великим святым дано! Простите старую, что
суюсь. Я бы тоже у тебя, Сережа, можа, и попросила бы моего отца вернуть. Он
даже до Сталинграда не доехал, в его вагон бомба жахнула. Мы с того даже пенсию
не получали, не воевал ведь. Я бы вот тебя попросила, чтоб ты меня туда, на
станцию отправил, я бы его в другой вагон уговорила сесть...
В глазах Мариловны
появились слезы, Кошкин и Дорохов проглотили по комку.
- Да вот думаю, -
продолжила дрожащим голосом, - вместо него кто-то в этот вагон сядет, и придет
похоронка в другую семью, и куплю я себе счастье через чужое горе... А уж мы с
мамой и тремя братьями меру того горя до самой изнаночки знаем.
- Ты не рви душу,
Мариловна, - сломанным голосом попросил Василий Данилович, - что случилось-то?
- Да беда небольшая, но
неприятная, - вернулась из 1943 года и загорелась другим интересом Мариловна. -
Пенсию я куда-то дома положила, вспомнить не могу, хотела днем в магазин
сходить - нигде нету. Совсем старая стала. Склероз. Ты бы, Сережа, отправил
меня во вчерашний день, а то зарплата еще далеко.
