«Она не без оснований видела во мне ломаку. «Все по-умному норовит!» Но я-то норовила как раз не по-умному… Теперь пришла пора исправляться».
Накинув свободное домашнее платье, сунув ноги в меховые тапочки, Юля направилась к Олегу. Если приходил, то сидит и ждет как миленький. Поднималась нарочито медленно: чтобы не являться с пустой душой, старательно отыскивала в себе отголоски тех чувств, с которыми прежде принимала предложенные Олегом билеты на вернисаж, в филармонию, цирк.
Дверь в квартиру знакомо приоткрыта — так он делал всегда, приглашая заглянуть. В полутьме коридора постояла, послушала: он может быть не один, а она в таком наряде… Но голосов не было слышно.
Немедленно откликнувшись на стук, Олег оставил лежавшую на столе светлую икону, над которой возвышалась большая лупа на подставке, и шагнул навстречу — но намеренно неторопливо, даже небрежно, стараясь не выказать никаких особенных чувств по случаю ее прихода, и улыбался так, как будто не было ночного стояния на лестничном помосте и добрая старая дружба продолжается ничем не омраченная. И только глаза всполошенно метались, ощупывая всю ее.
— Рад приветствовать. Присаживайся — сюда, что ли… — Он указал на кожаное кресло с высокой спинкой, в прошлом любимое место Юли. — У меня сегодня не очень прибрано.
— Сегодня и ежедневно, — снисходительно улыбнулась она, окидывая глазами комнату, развешенные по стенам картины и — в простенке, справа от двери, — большое зеркало в причудливой резной раме черного дерева. Все по-прежнему.
— Ну, периодически… — начал он, но Юля перебила:
— В углу все тот же хлам и те же склянки!.. — Роль насмешливо настроенного наблюдателя пришлась очень кстати: она явилась с пустой душой.
— Когда-то тебе нравилось…
— Мне и теперь нравится. Что насупистый? Помешала?.. — Она освоилась и заговорила легко и уверенно, как хозяйка положения.
Насупистость была наигранной, ею он прикрывал замешательство, с которым никак не мог совладать, и она видела это, как и то, что вопрос озадачил Олега лишь в первое мгновение, затем, как по подсказке, он заговорил так, будто его и в самом деле одолевали неприятности.
— Ты здесь ни при чем…
— А кто при чем?.. — полюбопытствовала она, поощряя развивать тему, дабы развеять пустопорожнюю натянутость.
— Да вот… — вздохнул он, поправляя лупу над иконой. — Отец предложил работу, я сделал глупость — согласился, а времени нет, да и душа, по правде говоря, не лежит. Впрочем, все это не очень интересно…
Но он все-таки рассказывает и о работе, и об отце.
Когда-то споры «отцов и детей» казались ей важными, мысли Олега и его друзей верными и близкими, она была убеждена, что от того, кто в этом противостоянии одержит верх, в искусстве сразу все станет интересно, или по-прежнему будут давить старики, а это несправедливо.
Теперь все их споры-разговоры показались Юле досужей болтовней. Делать им нечего — отцам и детям.
— Захотелось поговорить, для того и придумал билеты на выставку?.. — перебила она.
— Почему придумал?.. Вот… — Он достал билеты из ящика стола. — Правду молвить, и на тебя поглядеть хотелось…
— Давно не видел?.. — Изображенное ею насмешливое удивление устыдило фальшью ее самою. Она подошла к зеркалу и принялась заплетать распущенный конец косы. На скулах яснели алые пятна.
— Все мельком!.. Ты теперь человек занятой!..
Она видела в зеркале, как он развернул рабочее кресло спинкой к столу, присел, закурил и посмотрел на ее тапочки.
— После Крыма тебя не узнать!.. — Он заговорил увереннее, и это было неприятно, как и вольная поза, с какой он позволил себе расположиться; его растерянность ей больше подходила.
— Я изменилась?.. Что-то не вижу.
— Это старое зеркало.
— Знаю. Ну и что?..
— У него золотистая амальгама. В изобразительной манере преобладает мягкая учтивость, сдержанность, такт!.. — Олег явно обрел форму: пробился привычный тон, привычные обороты речи.
— Надо же, а я и не знала, какое оно воспитанное, это зеркало!..
— Когда-то зеркала этой фабрики были в спальнях всех стареющих российских красавиц!.. Вот, сравни. — Он достал небольшое, размером с тетрадку, прямоугольное зеркальце. — Блестит, но воспитанием не блещет.
