– Не улетят они. Даже с песнями, – сказал Аркадий.
– С такими, как вы, мы никогда никуда не улетим! Только о себе! Пошли! – кричала она.
– Пошли, – пожал плечами Аркадий, поднимаясь.
– Я столик подержу, – сказал саксофонист.
– Эх, ты! – Валентина резко поднялась, пошла к выходу. Администратор неохотно последовал за ней.
Саксофонист подозвал официанта.
– Кеша, что там происходит? Почему музыка?
– Митинг по случаю отправки иркутского рейса.
– Может, в самом деле отправят?
– Вряд ли, – сказал официант. – Праздничный обед для экипажа заказан. Вряд ли.
– Тогда принеси, голубчик, кофе…
Разукрашенный лентами самолет стоял на заснеженном поле. К его боку, к багажному отделению, таскали чемоданы грузчик и мужчина в аэрофлотовской шинели. Они спешили закончить погрузку багажа.
К самолету был приставлен трап. На нем, как на импровизированной трибуне, стояли Горохов, Афанасьев, командир корабля и представитель пассажиров. Висел транспарант: «Даешь иркутский рейс!» Перед трапом стояла большая толпа пассажиров с вещами. Сбоку разместился оркестр.
Музыканты доиграли марш, и Горохов открыл митинг.
– Товарищи! Сегодня коллектив нашего авиапредприятия в ознаменование своих обязательств отправляет рейс на Иркутск комфортабельный лайнер «ТУ-134». Митинг, посвященный этому знаменательному событию, считаю открытым!
Оркестр грянул туш.
Старик с молодым интеллигентом продолжали свой разговор в удобных креслах, повернутых к широким окнам аэровокзала, через которые прекрасно была видна картина митинга на летном поле.
– Что ни говорите, Максим Петрович, а неприятно чувствовать себя отщепенцем. Хочется быть там, – указал за окно молодой.
– Одно из двух, – отвечал старик. – Или здесь чувствовать себя отщепенцем, или там чувствовать себя дураком. Мы, Андрей Константинович, не хотим быть дураками, не так ли? Но поневоле превращаемся в отщепенцев. Думаете, мне это приятно?
– Я отнюдь не протестую против формы. Но ведь она должна быть наполнена содержанием. Если бы после митинга всех рассадили по самолетам и тут же отправили…
– Эк, чего захотели!
– И все же чертовски неприятно. Да и заметить могут, что нас нет, – молодой интеллигент заерзал в кресле. – Я, пожалуй, пойду, – сказал он после паузы.
– Как знаете, – пожал плечами старик.
Молодой поднялся и направился к выходу. Старик долго смотрел через окно, как бредет по аэродрому к митингующей толпе его фигурка с портфелем в руках.
– Слово предоставляется слесарю-наладчику завода игровых автоматов товарищу Середкину, – объявил с трапа Горохов.
Представитель пассажиров сделал шаг вперед.
– Когда отправят рейс на Кишинев? – дерзко выкрикнул из задних рядов молодой интеллигент.
– Вопросы потом, товарищи, – сказал Горохов.
– Наш завод игровых автоматов по итогам квартального плана занял второе место среди предприятий отрасли, – начал слесарь.
Грузчик и аэрофлотовец, поглядывая на толпу, запихивали в чрево самолета последние чемоданы.
Чиненков и Туркин в это самое время напряженно искали кота. Они брели в полутьме по подвалу аэровокзала среди переплетений труб с продранной теплоизоляцией и проводов. Под ногами что-то хлюпало. И тот, и другой были изрядно перепачканы и злы.
– Кис-кис-кис… – безнадежно бормотал Туркин осипшим голосом.
– Да прекратите вы! – прикрикнул на него Чиненков.
– А как же звать? – растерялся Туркин.
– Зовите по имени. У вас курить есть?
– Я не знаю, как его зовут. – Туркин пошарил по карманам.
Они закурили, уселись на какую-то трубу.
– Чертова работа, – пожаловался Чиненков. – Мой дуб мне покою не дает. Чуть что: «Боря.! Боря!» Старый дурак!
– Кто это? – испугался Туркин.
– Горохов… У тебя тоже старый пень? – неожиданно обратился он на «ты» к Туркину.
– Шестьдесят восемь, – осторожно сказал Туркин.
– А чего же он на пенсию не идет? Устал ведь, как пить дать, – зло говорил Туркин.. – Нет, держится за кресло!.. Представь: этот старый судак назначен начальником аэропорта.
– Кто? – опять спросил Туркин.
– Ну, Горохов же!.. Он уже взлета от посадки отличить не может. Ему только – давай, давай!.. Принцип реактивного действия не знает. Я серьезно… Не знает он, почему летают самолеты. Правда, они у нас не летают, больше на земле стоят… Тебя как зовут? – вдруг спросил он Туркина.
