— Что же ты ничего не сказал про рассказ и ушел, — не вытерпел я. — Как рассказ-то?
— Я ходил матери деньги посылать, в деревню, — не подымая головы, негромко ответил Красихин.
Более высокой оценки я никогда ни от кого не получал, хотя потом рассказов мною было написано около сотни.
Однажды ко мне подошел Павел Зенин.
— Как-то нескладно получается, — сказал он, — работаешь в газете, бываешь на комсомольских конференциях, а сам беспартийный. Надо вступать в партию...
Кроме того что заведовал отделом, он был еще и секретарем партийной организации.
После его слов меня будто жаром обдало. Я не знал, что и ответить. Снова всплывало прошлое. Рассказывать об этом нелегко, но и молчать нельзя. И я решил все рассказать, как оно было.
Зенин жил на Первой линии Васильевского острова. Случалось, не раз мы шли с ним вместе после работы пешком до площади Труда, — оттуда он отворачивал вправо, через Неву и к себе, я — налево, через Мойку на Декабристов, 36. В этот вечер я остановился у Александровского сада, неподалеку от Исаакия. На этом месте закончился мой рассказ о себе. Павел молчал. Меня душили слезы. Надежд на то, что все обернется добром, было мало. А как жаль, как жаль было расставаться с работой в «Смене». О лучшей доле тогда я и не думал.
— Ладно. Я посоветуюсь, — не сразу сказал Павел. — Подумаем.
Я не знаю, с кем он советовался, — об этом ни разу его не спрашивал. Но спустя несколько дней он сказал, чтобы я подавал заявление в партию и там все объяснил, за что был исключен.
— Я тебе дам рекомендацию, — сказал он.
Через год, в июне 1947 года, я был принят в члены КПСС.
В марте этого же года произошло еще одно знаменательное для меня событие. Я был приглашен в Москву на Всесоюзное совещание молодых писателей. Из ленинградцев там были: Сергей Антонов, Михаил Дудин, Сергей Орлов, Леонид Хаустов.
Там я познакомился со многими ребятами, которые в дальнейшем стали известными писателями. В семинаре я был вместе с Олесем Гончаром, Иваном Мележем, Алексеем Кулаковским.
Писатель Петр Скосырев, руководитель нашего семинара, не зачитывал мои рассказы, когда дошло до их обсуждения, а рассказывал на память и так подробно, словно заучил наизусть. Выступал второй руководитель — Лев Пасынков. Выступали критики, хвалили. Рассказ «Мать» был напечатан в «Альманахе молодых писателей», изданном на правах рукописи. В подзаголовке альманаха стояло: «Материалы к Всесоюзному совещанию». Тираж всего 500 экземпляров. Теперь это уже уникальное издание. И не только потому, что всего полтысячи экземпляров, а еще и потому, что в нем немало таких имен, которые прочно вошли в советскую литературу и стали широко известны в нашей стране, а иные не только у пас, но и за рубежом. Назову только некоторых авторов этого удивительного альманаха: В. Федоров, С. В. Смирнов, Д. Ковалев, Р. Гамзатов, Б. Зубавин, В. Тендряков. С. Антонов, В. Баныкин, С. Баруздин, С. Гудзенко, Ю. Друнина, М. Луконин, А. Межиров, С. Наровчатов, А. Недогонов, В. Солоухин, Н. Старшинов, В. Тушнова, М. Дудин, Н. Тряпкин, А. Левушкин, Н. Доризо, К. Лисовский, М. Львов, М. Максимов, В. Субботин, П. Воронько, П. Хаустов, И. Нонешвили, С. Капутикян, Р. Ованесян, Г. Эмин, М. Мирсаидов, М. Карим, Ю. Казаков, Г. Трифонов.
В перерывах между заседаниями мы знакомились. Поэтам было проще — читали стихи друг другу; прозаикам — сложнее, но я умудрялся читать своего «Куличка», «Мать». И вот теперь, перелистывая альманах, вижу следы наших встреч.
«Сергею Воронину — от любителя прозы на общую дальнейшую дорогу. Михаил Луконин».
Это в «Альманахе» был напечатан среди других стихов его знаменитый «Сталинградский театр».
«Сергею Воронину, надеясь, что встретимся у нас под Араратским солнцем. Сильва Капутикян».
Слова Сильвы Капутикян сбылись. Я был в Ереване на съезде армянских писателей. Встречался с Ованесяном, с Эминым. Слушал стихи Шираза. Купался в Севане. Чуть не схватил тепловой удар, перегревшись на южном солнце. И увез воспоминания, которые живут до сих пор в моем сердце.
Помню, вечером, остался я в номере гостиницы, — жили мы в «Киевской», — и зашел незнакомый молодой человек с удивительно густой, вьющейся охапкой волос и приятной мягкой улыбкой. Познакомились, — это был Мустай Карим. Разговорились. И стал я читать ему свои рассказы. Он мне стихи, и незаметно пролетел вечер, оставив след светлой дружбы и уважения друг к другу на всю жизнь.