Время итогов - страница 17

Володя рассказывал о себе с какой-то торопливой жадностью, будто давно ждал этого часа, чтобы объяснить, как все с ним получилось, как он жил.

На войне он был водителем танкетки. Чтобы отвлечь внимание противника, послали в атаку несколько танкеток. Они пошли. И сразу же четыре загорелось. А вскоре подбили и ту, в которой находился Володя. Ему с младшим лейтенантом удалось выскочить, поползли к своим. Но их настигли. Взяли в плен. Погнали в лагерь.

— С полтысячи нас было. Заставляли ремонтировать дороги, наводить мосты. Мы все дальше продвигались в нашу страну. А потом наши перешли в наступленье, и фрицы драпанули. А нас бросили. Попал на фронт. Домой я ни слова не писал. Чего писать, если каждую минуту могли убить. А уж одну-то похоронную наверняка на меня еще полтора года назад послали. Обрадую, что жив, а завтра, может, и убьют. Что же еще-то раз им переживать, — он кивнул на жену. — Так провоевал с полгода. Ну, вижу, живу. Написал домой. А там и вернулся...

В Ленинграде мы поселились в полуподвальной квартире на улице Декабристов. Поселились в узкой комнате с окном на улицу. Одна из боковых стен потела перед ненастьем, и мы могли безошибочно предсказывать погоду. Кроме сырости, в нашем жилье была еще одна неприятность — на кухне водились черные тараканы. Они лазали по кастрюлям и, шурша, разбегались, когда внезапно включали свет.

В квартире, кроме нас, жило еще два семейства. Царский полковник Филиппов с женой, сыном и дочерью. И его зять Бушуев Серафим Павлович, скрипач, женатый на старшей дочери полковника. О нем я написал рассказ «Восточная мелодия». Теперь, когда прошло уже много лет, вглядываясь в прошлое, я не могу не быть благодарным этому человеку. Конечно, вряд ли он сознательно хотел приобщить меня к культуре большого города, приоткрыть двери в артистический мир, но косвенно это вышло так. И все те дивертисменты, концерты, рассказы его о музыке не могли пройти мимо моего сознания и оказали определенное воздействие на нравственное мое воспитание.

Квартира состояла из четырех комнат. Две из них занимал полковник, небольшого роста старик, всегда аккуратно одетый, побритый, пахнущий одеколоном. Жена его была подчеркнуто вежлива и неразговорчива, как человек, который постоянно носит в себе несбывшиеся надежды и утраченные иллюзии. На кухне она всегда была в чистом переднике и резиновых перчатках.

Удивительный был у них сын, Андрей. Казалось бы, в такой семье и — убежденный, непреклонный партиец. Был он очень серьезен, лет двадцати семи, высок ростом. По заданиям партии он часто отлучался в область на пропагандистскую работу в деревню. Со своим отцом у него были ровные отношения. Бушуева презирал. Старшую сестру старался не замечать. С моими родителями был сдержан. Но однажды остановил на кухне отца и сделал ему выговор за то, что видел того подвыпившим.

— Вы же коммунист. Почему вы пьете?

— Во-первых, не пью, а выпиваю, — попробовал отшутиться отец. — А потом, что же, коммунисту и выпить нельзя? Он тоже человек, как и все...

— Нет, коммунист в этом смысле не имеет права быть таким, как все, и вы это отлично знаете. Ленин таким не был.

Отец смущенно покашлял в кулак.

— Конечно, ты прав, — сказал он, — но жизнь так у меня складывается, что другой раз и выпьешь...

— Философия слабого, — жестко сказал Андрей, твердо и безо всякого сочувствия глядя на отца.

— Ну, это ты того, так бы не следовало со мной говорить, — сказал отец, — ты еще молод со мной так говорить...

— Я с вами говорю как партиец, и возраст здесь совершенно ни при чем. Своим поведением вы позорите партию!

— Я ничего плохого никому не делаю, — притих отец, — выпиваю — это верно, но не шумлю, я не оскорбляю... И ты напрасно так со мной, ты еще в школу бегал, а я уже с кулачеством боролся.

— Тем более не имеете права пить. Я сегодня продолжаю борьбу с кулачеством, а вы... Вы мешаете мне! — Андрей резко повернулся и ушел.

— Вот пассажир проклятый, — недоуменно, с обидой сказал отец и в последующем, когда приходил домой выпивши, а он все же выпивал, то старался так незаметно проскользнуть по кухне в нашу комнату, что даже черные тараканы не слышали.