Евриклея. Да ты открой глаза пошире! Надежда твоих безлюбых лет сбылась сегодня! Проснись, дитя мое!
Пенелопа. Что шепчешь ты, чтоб раны снова разбередить? Сердце до краев печали уж полно.
Телемах. Матушка! Там он сидит, средь груды мертвецов, облитый кровью, и ты не подойдешь к нему, не поцелуешь в губы, руку не возьмешь?
Пенелопа. Так крепко я спала, что все еще в дремоте, никак я не пойму: куда запропастились женихи?
Телемах. Боги делают тебя слепой, они на это мастера.
Евриклея. Вернулся твой Одиссей! Он дома. Все, как я говорила.
Пенелопа. Любой другой, кто бы ото сна меня с таким известьем оторвал, был бы розгами изгнан из дворца. Тебя ж спасает твой почтенный возраст.
Снова наклоняется вперед, чтобы видеть Одиссея.
Кто же на самом деле тот, который обжор ленивых в гору трупов превратил там во дворе, так что не осталось ни одного? Кто, кто? (Откидывается назад.) Единственный.
Евриклея. Ну вот! Открой же сердце, наконец, радости и счастью! За долгие годы вы оба уж в избытке настрадались.
Пенелопа. То был один из богов. Смертный не мог меня освободить.
Одиссей. Спроси ее, Телемах: не изорванное ль рубище на мне ее по-прежнему сбивает с толку?
Пенелопа. Скажи ему, Телемах: то был один из богов. Тот, что здесь, он не убийца.
Одиссей. Спроси ее, Телемах: как удалось ей многих мужей убитых распознать, женихов, с которыми горестные годы она бок о бок провела, его ж, убийцу, — нет?
Пенелопа. Скажи ему, Телемах: он хочет видеть лишь ту, которая не в состоянии поверить. Это его единственное желание.
Одиссей. Спроси ее, Телемах: когда же ее сердце, что тверже камня, лишилось веры в возвращение супруга?
Пенелопа. Скажи ему, Телемах: уж много путников тут перебывало, что болтовней меня сбивали с толку. Многие хитроумьем добивались незаслуженных наград. Люди много обманывают друг друга. Слова их полны притворства, выдумок и мнимостей всевозможных. О, если б я была Еленой, ради которой храбрейшие из греков покидали дом и целых десять лет осаждали мрачную Трою, но меня осаждали всего лишь несколько женихов-обжор, не так уж и опасных… Но даже любострастная красавица не пошла бы в постель с чужим мужчиной, подозревай она тогда, что наши геройские сыновья ее однажды вновь домой притащат. Богу, который бы ее склонял к разврату, она в конце концов дала б отпор. Сама я довольно смущена ее оплошностью.
Телемах. Умоляю, матушка, взгляни же на него. Вели рубец тот показать, который кабан ему оставил, когда ребенком был он.
Пенелопа. Мой мальчик, ты, как видно, в планы богов посвящен. При всем твоем всезнаньи, зрелого чутья тебе недостает. Скажи ему: Одиссей никогда не воротится домой.
Одиссей. Скажи ей: для столь долгого недоверия нет времени у нас. Еще не конец мучениям нашим, бесспорно. Убей кто одного-единственного человека, и тот скрываться должен от мести родичей его. Мы же косой смели наследников аристократов, знати городской и деревенской. Прошу об этом помнить.
Телемах. Отец, еще чуть-чуть терпения. Ты — лучший на земле по части сочиненья планов, ты хитростью безмерной знаменит. Я думаю, мы позже можем обсудить, что нужно сделать.
Одиссей (вставши, отходит с Телемахом в сторону). Идем, мой мальчик, я скажу, что следует предпринять уже сейчас: устрой во дворце шумный праздник. Фемия, певца, верни назад. Пускай бренчит на цитре. Рабыни, чисто омыты и в пышных нарядах, как все мы, пусть в танцах веселых кружатся, ногами топая так громко, как только можно. Всякий идущий по улице мимо думать должен, что пируют свадьбу тут. Ха! Стало быть, она гуляет! Выходит замуж все-таки царица за одного из ухажеров. Не смогла-таки супругу верность сохранить и целомудрие блюсти, пока не вернется он. Пусть соседи так думают. Не должен по городу распространиться слух, что женихи все перебиты…
Уходят.
Евриклея. О что за луч, скажи мне, наконец, рассеет недоверья твоего туман, неблагосклонная царица? Неужто твой дорогой супруг должен думать, что возвращение его вовсе нежеланно? Ты охотно бы до старости держалась жалких женихов и охотно оставалась бы ими вожделенной? Или, быть может, образ Одиссея, свечою ожиданья освещенный, стал равен богу для тебя? И ныне, когда он пред тобой в человеческой плоти стоит, твоим мечтам он более уж не отвечает? Ты будто разочарована, моя голубка, и на него не смотришь, твой взор туманится и блуждает? Странная ты женщина — холодная и одинокая.
