Антиной. Печально, Леодей, что говорить, печально. Но мной овладевает ярость, когда тебя я слышу. Лишь потому, что у тебя маловато сил, чтоб тетиву натянуть, ты думаешь, должны мы столь же уныло отступить. Ты матерью, к несчастью, не для того рожден, чтоб метким стать стрелком. Ты, неженка, о других по себе-то не суди. Медонт, глашатай, раздуй огонь, близко поставь скамейку и жира бычьего положи кусок. Лук мы разогреем и смажем его жиром. Потом мы быстро состязанье до финала доведем.
Одиссей отводит Евмея в сторону.
Одиссей. Кому бы ты, Евмей, стал помогать, вернись бы он сейчас, раз — и через порог, господин твой, Одиссей, как будто бы богами приведенный, к кому бы ты пристал — к господину твоему иль к женихам всевластным?
Евмей опускает голову и принимается всхлипывать.
Довольно. Да знаю я: ты верная душа. Меня ты принял первым, угощал от сердца, когда на землю предков после долгого скитанья я ступил. Ни от кого не слышал я мольбы столь страстной, чтоб господин его вернулся. Так говорю тебе, что сокровенное твое желание исполнено уже сейчас.
Поднимает лохмотья и показывает ему ногу.
Стой, ты куда! Думаешь, я околесицу несу? Смотри сюда, чтобы признать меня без колебаний: рубец здесь под коленом, тот знаменитый, и каждый знает, что ребенку Одиссею его оставил на Парнасе>{104} вепрь.
Евмей. Рубец Одиссея? Брось шутки с такой достойной уваженья метой!
Одиссей. Время нас торопит. Очнись и мне доверься.
Евмей. Такой рубец у одного лишь человека под коленом, то каждый знает и помнит по сей день.
Одиссей. Слушай, Евмей, коль ты поможешь мне этих негодяев утопить в крови, ты дом получишь во владенье, скот и свиней на хозяйство, найду тебе невесту, которая тебе сгодится, — положено так законному владельцу. Я восстановлю державу, привычную вам с давних пор, в защиту и на благо итакийского народа.
Евмей (падает на колени и целует руку Одиссею). Мой господин! Мой дорогой…
Одиссей. Встань! Довольно слез и воплей. Все в тайне сохрани. Должны немедля мы приступить к финалу. Вернись на место. Иди вперед один. Имей в виду: стараться будут женихи, чтоб лук и колчан мне не достались. Но ты, Евмей, слуга мой верный, смотри, чтоб лук попал мне в руки. Скажи служанкам, что мне верны, пусть двери все и ворота запрут на ключ. Никто из зала не должен улизнуть. Вот миссия твоя. Теперь за дело, будь осторожен, уста же — на замок.
Евмей возвращается к остальным. Одиссей, оставаясь за колонной, наблюдает, как Евримах возится с луком: разогревает сало на огне, натирает лук, пытается его натянуть. Однако и ему это не удается. С громким проклятием он бросает это занятие.
Евримах. Боги, какое оскорбленье мне и всем нам! Не только из-за женитьбы. Это уже досада. Есть ведь и другие радости на свете и другие женщины в стране, тут на Итаке и там в городах. Но то, что мы навечно слабаками прослывем в сравнении с Одиссеем, чей лук напрасно мы согнуть пытались! Хохотать над этим будут еще и наши внуки!
Антиной. Нет, Евримах, того не случится, ты это лучше знаешь. Народ сегодня справляет праздник Аполлона. День этот свят. Кто ж станет тут стрелять из лука? Так в сторону его отложим. Мы начинаем пир. Медонт, виночерпий, наполни кубок для первого жертвоприношенья. А завтра, пожертвовав вначале стрелку Аполлону козлятины отборной, мы вновь за лук возьмемся и состязанье кончим без задержки.
Медонт и несколько служанок поливают водой руки женихов и смешивают в кувшинах вино с водой.
Одиссей. Слух ваш ко мне склоните, благородные женихи! Всем сердцем я прошу богоравного Антиноя, который столь рассудительно внес предложенье оставить лук в покое, чтобы завтра Бог, кому захочет, силу решенья пошлет; ну а сегодня: нельзя ли мне хоть раз коснуться лука великого Одиссея, чтобы руками гладкоблистающий ощутить?
Различные женихи. Оборванец! Лезешь все время вперед? Идиот! Вино ударило тебе в башку! Его ты дуешь, не просыхая, вместо того чтоб меру знать. Мало тебе, что ты средь нас пируешь за столом. Чавкая, все наши слушаешь разговоры. Уж не в состязаньи ль нашем хочешь ты принять участье? Проваливал бы ты отсюда. Иначе еще сегодня ночью на Сицилию ты сослан будешь. На Сицилию, где торгуют рабами!
