– Я… – начала она и запнулась, не сводя глаз с волн, переливающихся то синим, то зеленым цветом. – Тут был…
Человек из моря. Любимый.
Слова душили ее, прежде чем исторгнуться:
– Он обещал, что вернется. Но больше не появился. Он просто не вернулся. А я теперь жду ребенка.
Самая старая история на свете.
Георгина сама услышала, как наивно, как глупо звучат ее слова, и закрыла лицо ладонями.
Пол Бигелоу молчал. Долго.
Тишина была мукой, трепет листьев на ветру, ропот волн действовали на нервы; в конце концов Георгина вытерла лицо ладонями, руки отерла о саронг и вздернула нос.
– Не знаю, что мне теперь делать, – прошептала она с набухшим горлом, низким от слез голосом.
Ах Тонг ни за что не достал бы для нее порошок в китайском квартале, насколько она его знала. Картика не смогла бы ей помочь, Семпака не захотела бы, и все трое сочли бы своим долгом обо всем рассказать туану Финдли.
– И сколько… у вас уже? – спросил Пол Бигелоу, сухо и хрипло, голосом как наждачная бумага.
Его слова дошли до нее глухо и искаженно, как звуки под водой; она с трудом его понимала.
– О чем вы?
– Я хочу знать, как давно вы ждете ребенка.
Резкость его голоса вытолкнула ее назад, на поверхность.
– Я точно не знаю.
С Рахарио она потеряла свое прежнее ощущение времени. Дни, недели и месяцы стали измеряться по движению солнца и звезд, по морским приливам и отливам и по смене ветра.
– Месяца… четыре.
Неподвижный как скала, о которую он опирался, Пол Бигелоу смотрел перед собой в пустоту. Бледный под загаром, почти серый, лицо словно высечено из гранита, глаза из голубого стекла.
Он содрогнулся и оттолкнулся от скалы.
– Не беспокойтесь. Я все устрою.
Не взглянув на нее, он повернулся, и заросли с треском поддавались его твердым, широким шагам.
– Но как? – крикнула ему вслед Георгина.
– Я же сказал, – бросил он через плечо, – не беспокойтесь.
Георгина снова скорчилась и смотрела на воду, течение и шум которой были эхом того, что творилось в ее теле.
Ее спотыкающееся сердце, которое иногда билось у нее в ушах так часто, что кружилась голова. Приливы дурноты и бешеный голод. Поток и кипение крови, бегущей по ее жилам. И глубоко, глубоко в ней крошечное человеческое существо, плавающее и трепыхающееся, как рыбка. Головастик, существо между землей и морем, создание двух стихий.
Ребенок любимого, подраставший в ней.
Она устало тащилась по саду, этому лесу мрачных теней, на которые проливалось вечернее небо, сине-фиолетовое, как растертый гелиотроп. Темные облака зловеще собирались в тучи, озаряясь призрачными вспышками зарниц, сопровождаемые духотой надвигающейся грозы.
Целый день она провела на скале. Только гром пушек на Губернаторском холме, возвещавший пятый час пополудни, вспугнул ее, и прошло еще некоторое время, пока она поднялась на ноги, чтобы вернуться в дом. Чтобы переодеться к ужину, натянуть поверх своего отчаяния оболочку хорошо устроенной повседневности, которой уже давно не было и в помине.
Словно замок с привидениями, перед ней высился фасад Л’Эспуара, огни горели, словно бледные кости в наступающих сумерках. Георгина с трудом переставляла ноги, поднимаясь по лестнице, и остро-сладкий, пряный дух дала и свежеиспеченных чапати, разнообразных карри, витавший в холле, вывернул ее желудок.
Грохот – словно от опрокинутой мебели – заставил ее вздрогнуть, а шипящий рык, словно тигриный, парализовал ее.
– За моей спиной! Под моей крышей!
Голос ее отца, в неукротимой ярости, едва приглушенный дверью его кабинета.
– Нилам! – из уголка холла к ней метнулась Картика. – Ах-ах, Нилам! Должно быть, случилось что-то страшное! Туан Финдли и туан Бигелоу едва вошли в дом, как затворились в кабинете. Сперва все было тихо, но потом туан Финдли начал яриться, как дикий зверь в клетке.
– У вас, у молодежи что, не осталось ни капли понятия о приличиях? – ревел Гордон Финдли. – Никакого представления о чести?
Картика испуганно прислушивалась к тому, что творилось в кабинете.
– Таким я туана еще не видела.
Я тоже. Георгина сглотнула.
Гневным – да, бывало, и разгоряченным, временами громким и шумным, но не в таком состоянии неукротимого пожара. Не такой уничтожающей мощи.
