Они прожили в любви и согласии 55 лет,
Не имея ни земли, ни прибыльных занятий.
С благословения божьего, Неустанным трудом и старанием
Они содержали в достатке большую семью И вырастили
достойно 13 детей и 7 внуков.
Пусть этот пример, прохожий, Подвигнет тебя к усердию
на твоем поприще И к вере в провидение.
Он был муж благочестивый и благоразумный,
Она жена скромная и добродетельная.
Сей камень
Из уважения к их памяти Воздвиг их младший сын.
И. Ф. род. 1655, сконч. 1744, 89 лет.
А. Ф. род. 1667, сконч. 1752, 85 лет.
Поначалу отец планировал, что Бенджамин станет пастором (по словам писателя Уолтера Айзексона, «десятый сын Иосии должен был стать своеобразной “десятиной”, отданной Богу»).
Но почему отец уже через год забрал Бена из грамматической школы, готовившей учеников к поступлению в колледж? Ведь, казалось бы, мальчик подавал большие надежды. Бенджамин Франклин на страницах своей «Автобиографии» объясняет этот поступок своего родителя тем, что отец вынужден был заботиться о многочисленном семействе и не мог без существенных затруднений выплачивать взносы в колледж.
Но для некоторых биографов Франклина такое объяснение выглядит неубедительным. Ведь семья Иосии была довольно зажиточной, да и в ней к тому времени оставалось лишь трое «неоперившихся» детей (Бен и две его младшие сестренки). Обучение в грамматической школе было бесплатным, а стипендию в Гарварде Бенджамин легко получил бы как лучший ученик. Биограф «филадельфийского мудреца» Уолтер Айзексон приводит такие данные: «Из сорока трех студентов, которые поступили в колледж в намеченный для Франклина год, только семеро принадлежали к состоятельным семьям; десять были сыновьями торговцев, а четверо – сиротами. Университет в это время тратил около одиннадцати процентов своего бюджета на финансовую помощь студентам».
Айзексон делает вывод: скорее всего, Иосия понял, что его младший сын просто не подходит для того, чтобы стать священником: «Бенджамин был скептичным, озорным, любознательным и не очень почтительным, он находил утомительными длинные религиозные тексты».
Историк Артур Туртеллот утверждает, что если бы Франклин получил академическое образование в Гарварде, то лишился бы присущих ему «спонтанности» и «интуитивности», утратил бы «энергию», «свежесть» и «скорость» мысли. С такой точкой зрения не согласен Уолтер Айзексон. Он утверждает, что говорить так было бы нечестно и по отношению к Гарварду, и по отношению к Франклину. Конечно, «если принять во внимание скептический склад ума и аллергию на авторитеты, становится понятно: вряд ли Франклин стал бы священником, как планировалось». Но «его мятежную природу это учреждение скорее поощрило бы, нежели подавило».
Карл Ван Дорен, еще один биограф Франклина, считает, что «отец дал Бенджамину гораздо больше, чем могло бы дать высшее образование». Уолтер Айзексон с этим не согласен. Он утверждает, что «Иосия… был человеком весьма ограниченным. У него имелась склонность тормозить стремления своего сына – на образовательном, профессиональном и даже поэтическом поприще».
Однако я отвлекся и понимаю, что это признак старости. Раньше в моих писаниях было больше порядка. Впрочем, для тесной компании не будешь одеваться так, как для публичного бала. Возможно, это всего лишь случайная оплошность.
Итак, возвращаюсь к рассказу. В отцовской мастерской я проработал два года, то есть до двенадцати лет; и когда мой брат Джон, обученный тому же ремеслу, отделился от отца, женился и открыл свою мастерскую на Род-Айленде, мне, видимо, суждено было занять его место и стать свечным мастером. Но так как мое отвращение к этому ремеслу оставалось прежним, отец мой убоялся, что, если он не подыщет мне дела по душе, я сбегу из дому и уйду в море, как поступил его сын Иосия, к великому его огорчению. И вот он стал водить меня к столярам, каменщикам, токарям, медникам и проч. и, наблюдая мои впечатления, пытался заинтересовать меня каким-нибудь сухопутным занятием. С тех самых пор я полюбил смотреть, как работают искусные мастера, и это пошло мне на пользу, я так много всего узнал, что стал выполнять кое-какие мелкие работы дома, если не находилось нужного работника, и сам мог мастерить машины для своих опытов, пока мысль о задуманном опыте еще не остыла. Наконец отец остановился на ремесле ножовщика, и так как сын моего дяди Бенджамина Сэмюел, обученный этому ремеслу в Лондоне, обосновался в то время в Бостоне, меня поместили к нему на некоторое время на пробу. Но отцу не понравилось, что он рассчитывал получать плату за мое обучение, и меня забрали домой.
