…Сгорел фашистский танковый клин, и наша дивизия понесла большие потери. Недавно полностью укомплектованная, два месяца назад прибывшая на фронт, она теперь походила на соединение, прошедшее с тяжелыми боями невесть какой длинный путь. В стрелковых полках насчитывалась лишь треть личного состава, в артиллерийском — меньше половины. Расхлестан был второй дивизион, оказавшийся в полосе главного удара танков; в четвертой и пятой батареях осталось по две пушки, в шестой — одна гаубица. Погиб командир дивизиона. Почтд полностью вышли из строя расчеты шести орудий и находившиеся в боевых порядках пехоты взводы управления батарей.
К вечеру в штаб второго дивизиона прибыл командир артиллерийского полка майор Машковцев, прискакал на рослом; сером в яблоках коне в сопровождении двух ординарцев — бравых ребят, вооруженных новенькими автоматами ППШ, и щеголеватого, туго перетянутого в поясе лейтенанта. Встретили майора начальник штаба Хабаров и командиры батарей: четвертой — Долгополых, шестой — Павельев и исполняющий обязанности командира пятой батареи Ватолин. В таком порядке и выстроились у входа в штабную землянку.
Ливень давно прошел. Но под ногами стояли зеленовато-желтые лужи. Ползли тяжелые тучи, обещая новый, дождь, и тихое, без бомбежек утро.
Начальник штаба дивизиона отрапортовал легко спрыгнувшему с седла командиру полка. Тот козырнул в ответ и, оглядев стоящих перед ним навытяжку командиров, процедил:
— О-орлы-ы…
Прошелся. Встал, расставив ноги и заложив руки за спину.
— Взять бы вот всех и — в штрафной батальон… Как? Не хочется? А тем, кто сегодня головы свои сложил, хотелось помирить?
Машковцев распалялся:
— Тактическая безграмотность! Преступная слепота! Разгильдяйство! Вот как я оцениваю сегодняшние ваши действия. Только так… И действия штаба тоже… — Он махнул рукой в сторону Хабарова. — Штаб тоже безруким оказался. Сидят, пишут…
Хабаров, вытянув руки по швам, смотрел, вскинув брови, куда-то вдаль, будто слова эти не касались его. Потом спокойно, глядя все в ту же никому не видимую точку, попробовал возразить:
— В сложившейся утром обстановке мы пытались сделать все возможное. Однако сила бомбового и артиллерийского удара противника была подавляющей, даже если не учитывать его внезапность. К тому же командир…
— Вы мне лекцию не читайте! — перебил Машковцев. — Я сам грамотный и о силе удара лучше вас знаю… И о командире помалкивайте. Командир дивизиона честно пал на поле боя. Вы за все в ответе. Вы! Ясно?
— Ясно, товарищ майор, — все так же бесстрастно, не поворачивая головы, произнес начальник штаба.
Майор снова сделал несколько шагов вдоль застывшей шеренги командиров и обратился к Долгополых:
— Вы, старший лейтенант, докладывайте, почему не рассредоточили батарею?
Долгополых глянул прямо в глаза начальству и переступил с ноги на ногу. Молодые бойцы называли его «дядя Вася Долгопблых», должно быть, за возраст, за отсутствие командирской выправки и командирского голоса. В армию он был призван совсем, совсем недавно из запаса, на краткосрочных сборах в последний раз был давно, еще в мирное время, и заметно отличался от других: и от тех, кто воевал с сорок первого года, и от юнцов, пришедших в полк из училищ.
— Связь нарушилась… — начал он.
— Слушать не хочу про связь! — отрубил Машковцев. — г Ссылками на проволоку не прикроетесь, нет. Послать надо было кого-нибудь, самому бежать, на брюхе ползти, по воздуху лететь. Как угодно! А вы мне про связь…
Старший лейтенант Долгополых (как, впрочем, и командир полка) отлично понимал, что посылать кого-то на огневую позицию было бессмысленно— все равно не добрался бы, а если бы и добрался, то слишком поздно. И сам не имел права покидать наблюдательный пункт: тот же Машковцев обвинил бы его в дезертирстве. Что факт, то факт. Бесспорно, однако, и то, что яростная бомбежка чуть ли не полностью выбила орудийные расчеты, ранен один командир взвода, второму пришлось работать за наводчика, и работал он не ахти как. Это тоже факт, который одной только внезапностью и интенсивностью огня противника тоже не объяснить.
