— Если вы считаете, что в студенческой столовой можно выпить хороший кофе, вы очень глубоко заблуждаетесь.
— Вообще-то, насчет кофе я человек непривередливый, и считаю его не столько напитком, сколько средством для общения…
— Странно, но в этом наши взгляды полностью совпадают. Правда, если есть возможность выбора, выбирать нужно лучшее…
Она промолчала, дала понять, что полагается на мой вкус. Мы вошли в небольшое уютное кафе, где можно было уединиться в отдельной кабинке. Здесь готовили натуральный кофе на жаровне с песком.
— Неплохо, — оценила Татьяна Сергеевна, доставая из сумочки пачку сигарет и зажигалку. — Довольно таки уютно.
— Да, здесь всегда тихо и спокойно. Нам никто не помешает…
Словно опровергая мои слова, бармен врубил громкую музыку. Наверное, от радости, что его заведение посетили клиенты. Я хотел было возмутиться, но Татьяна Сергеевна воспротивилась.
— Я люблю музыку, — сказала она.
— Даже такую бредовую?
— Нам она, может, и кажется бредовой, а кому-то ведь нравится…
Я не стал перечить, хотя совершенно не разделял ее мнение. Спорить с женщиной — бесполезное занятие.
В кафе ученая дама преобразилась.
Теперь мне даже трудно было представить, что менее часа назад она читала серьезную лекцию, и ее словам внимало более сотни слушателей. В полумраке за низеньким столиком, с сигаретой в руке она ничуть не отличалась от остальных представительниц слабого пола, завсегдатаев подобных заведений. Правда, в ее внешности и манерах напрочь отсутствовала показная вульгарность, которой так кичится нынешнее подрастающее поколение. Татьяна Сергеевна вела себя естественно и непринужденно, не рисуясь, не тушуясь, избегая ненужных крайностей. Она не притворялась, не играла роли, оставалась такой, как есть.
Вежливый, вышколенный официант принес пепельницу и прейскурант, после чего молча удалился.
— Вы что будете пить? — спросил я. У меня была "энзешная" двадцатка, и я мог позволить некоторые излишества.
— Неплохо бы рюмочку коньяка. Ведь кофе и коньяк созданы друг для друга…
Делая заказ, я все же попросил бармена приглушить магнитофон, что он выполнил с большой неохотой.
— Татьяна Сергеевна, я не предлагаю вам выпить на брудершафт, скорей всего, это будет неправильно вами воспринято, но все же осмелюсь перейти на "ты". Не знаю, как вам, а мне почему-то очень неприятно, когда мне "выкают". Сразу начинаю ощущать себя старым и дряхлым…
Она лукаво улыбнулась, давая понять, что раскусила мою неуклюжую хитрость.
— Что ж, Андрей Васильевич, если вы считаете, что таким образом вам будет проще со мной общаться, не имею ничего против.
— Андрей, — протянул ей руку.
— Татьяна, — прикоснулась к ней женщина, и от этого прикосновения дыхание мое участилось. Я вдруг почувствовал, что начинаю краснеть, чего со мной, поверьте, давно уже не случалось.
— Так о чем ты, Андрюша, хотел мне рассказать? — спросила, когда кофе и маленькие рюмочки с коньяком стояли перед нами. — Только не говори, пожалуйста, что затеял все лишь ради того, чтобы познакомиться со мной и, пользуясь моей неопытностью, взять скандальное интервью.
— Материала для скандальной статьи я более чем достаточно начерпал из твоей лекции. Если опубликовать хотя бы краткий ее конспект, весь научный мир содрогнется от негодования. У тебя что, принцип такой, везде лезть на рожон и гробить свою карьеру, практически еще ее не сделав?
— Знаешь, есть такое прекрасное чувство: ощущать себя свободной и независимой…
— Может оно и прекрасное, но, к сожалению, недоступно. Утопия…
— Как сказать… — не согласилась Татьяна. — Все в этом мире относительно.
— Личная свобода человека во многом прямо пропорциональна наличию у него денежных знаков.
— Это только так кажется, — грустно улыбнулась Татьяна. — Поверь мне, нет большей зависимости в этом мире, чем зависимость от денег. Она связывает человека крепче, нежели идеология и все остальное, вместе взятое. Но ведь мы пришли сюда не для того, чтобы обсуждать эту тему?
— Да, конечно. Давай выпьем за знакомство.
Мы тихонько соприкоснули рюмки и сделали по маленькому глоточку янтарного напитка.