Капитана убедил мой тон, и он снова извлек удостоверение.
— Геннадий Сергеевич… — медленно, чуть ли не по слогам, прочитал я. — Что ж, приятно познакомиться…
Кроме всего прочего, я в нашей газете вел криминальную хронику, и иногда мне доставляло истинное удовольствие издеваться над доблестными правоохранителями, среди которых, если по правде, нормальных и порядочных встречалось не так уж много…
— И с чем вы к нам пожаловали?
— Вы — Юрченко Илья Владимирович?
— А в чем, собственно, дело?
— На вас поступила жалоба. Разбойное нападение с применением огнестрельного оружия.
Илья сидел бледный, как сама смерть. От волнения он, кажется, забыл, что нужно дышать.
— Круто! — стараясь растормозить друга, молвил я. — Обвинение серьезное. На пятнадцать лет с конфискацией тянет…
Эффект от моих слов оказался совершенно противоположным. Илья готов был свалиться без чувств, а капитан рассвирепел окончательно.
— Молчать! — рявкнул он и грохнул кулаком по столу. — Ты мне зубы не скаль! — его лицо набычилось и приобрело угрожающий свекольный оттенок.
Он долго сопел, после чего, немного успокоившись, более тихим, но не менее значимым голосом произнес:
— Сейчас вы оба поедете со мной в отделение. Если в доме имеется огнестрельное оружие, предлагаю сдать добровольно!
— Браво, капитан! А ордерок у тебя имеется?
По всему было видно, что столь важная бумага у капитана отсутствовала.
— Это не арест, а задержание, — выкрутился он.
— На каком основании? — тут же поинтересовался я.
— На основании заявления гражданина Сухорученко Федора Андреевича.
Кажется, начало проясняться. Оказывается, самый крутой сельский фермер, к тому же, еще и подленький стукачек…
Вот уж чего я от него никак не ожидал…
— Ладно, Геннадий Сергеевич, не кипятись. Я поеду с тобой в отделение. Сам собирался, а так еще лучше обернулось…
— Чего? — недоуменно протянул капитан.
— Того… — передразнил его. — Если хочешь, можешь записывать в свою бумагу. Вчера, около 23 часов по местному времени в селе… — назвал деревню, — было совершено разбойное нападение на журналиста областной газеты, — продиктовал свою фамилию, имя, отчество, — и на научного сотрудника Киевского государственного университета кандидата исторических наук Свиридову Татьяну Сергеевну. Нападавших было трое. Один из них — местный житель Сухорученко Федор Андреевич. Во время инцидента журналист областной газеты получил телесные повреждения средней тяжести. Медицинская справка о наличии побоев прилагается… По пути заскочим в больницу, чтобы меня осмотрели… Так, пиши дальше. При инциденте присутствовали свидетели Юрченко Илья Владимирович, учитель истории местной общеобразовательной школы, а также… — я замешкался, вспомнив, что не знаю фамилий ни Рыжей, ни невесты фермера.
Но милиционер давно уже не писал. Он смотрел на меня взглядом побитой собаки и от напряжения неистово грыз колпачок дешевой шариковой ручки.
— Кстати, у вас в райцентре есть отделение Службы Безопасности? — поинтересовался. — Избиение журналиста относится к особо тяжким преступлениям. Вдруг здесь — политика или, не дай Бог, проделки вражеской агентуры?
Я откровенно издевался, только капитан этого уже не воспринимал. Он выглядел потухшим и очень задумчивым.
Его можно было понять. Как и большинство коррумпированных собратьев по оружию, он, вне всякого сомнения, находился на довольствии у богатых людей, и сейчас оказался в затруднительном положении. Даже своими куриными мозгами он сумел понять, что птичка оказалась — не по зубам…
— Ну, что, капитан?
Он буркнул под нос нечто неразборчивое и стал застегивать планшет.
— Может, сразу и объяснения свидетелей приложим? — не отставал я. — Илья, продиктуй Геннадию Сергеевичу показания…
Казалось, из тупиковой ситуации нет выхода. Но Илья, неожиданно для самого себя и для всех нас, сделал единственно правильный ход.
— Андрюша, а, может, замнем? — слезно попросил он. — Федька, в сущности, не такой уж плохой парень. А чего сдуру, да еще и по пьяне не наделаешь…
Капитан с надеждой посмотрел на меня. Я минутку, для солидности, помялся, затем махнул рукой, мол, так и быть, я сегодня добрый…
