Под пытливо-внимательными взглядами Илья гордо прошествовал наверх и водрузил рядом с бутлем неизвестно откуда извлеченную бутылку. Мужики дико заржали от радости, бросились нас приветствовать, после чего я и сам не заметил, как в моей руке оказался щедро наполненный граненый стакан.
Такие же стаканы были и у Ильи, и у Рыжей.
Пойло оказалось ужасным и на вкус и на запах, но, ради укрепления дружеских отношений, пришлось выпить. Притом — залпом. Лишь таким образом можно было снискать истинное уважение насквозь проспиртованных сельских джигитов.
Похоже, со своей задачей я справился. Мужики довольно загудели, кто-то добродушно похлопал меня по плечу, а чья-то услужливая рука протянула очищенную тараньку.
Рыжая тоже не подкачала. Причем, как мне показалось, вонючий самогон пришелся ей по вкусу: отпивала она его маленькими глоточками с выражением истинного удовольствия на смазливом личике. Даже видавшим виды мужикам картина показалась непривычной, и они наблюдали за процессом поглощения с неприкрытым изумлением.
Расправившись с напитком, Рыжая брезгливо отказалась от рыбы, выдернула с губ одного из аборигенов полуистлевший бычок "Примы" и сделала несколько глубоких затяжек.
— Круто! — похвалил кто-то из наших новых приятелей и даже зааплодировал. Рыжая в ответ лишь хмыкнула и смачно сплюнула себе под ноги.
— Класс-баба! — опять-таки восхитился кто-то.
— Сила! — подхватил другой голос.
Я пытался вспомнить имена, когда мы здоровались, они, вроде-бы, их называли, но ничего не получалось. В голове стоял сплошной туман. Земля пошатывалась, лампочка над головой, словно фейерверк, то и дело рассыпалась миллионами разноцветных огней.
— Где здесь можно воды попить? — еле выдавил из себя, ощущая, как плотный клубок подступает все ближе к горлу, норовя вот-вот вырваться на свободу.
— Щас покажу! — оживился за моей спиной Илья.
Так и не осилив своей порции, он воспользовался моментом, дабы незаметно вылить водку на землю, и, схватив мою руку, потащил меня за угол к колодцу.
— Ну и гадость! — отглотнув из ведра вкусной водички, обругал я едва не сваливший с ног самогон.
— Маляс! — констатировал Илья.
Мы умылись, и я снова почувствовал себя более-менее сносно. А когда закурил, мир вообще показался чудным и прекрасным.
Когда мы вернулись, Рыжей на крыльце не было. Илья обеспокоился и потащил меня внутрь клуба.
Вестибюль встретил нас невыносимым грохотом, удушливым от табака и перегара воздухом. В одном его углу, иногда заглушая музыку, раздавался стук бильярдных шаров, громкая ругань играющих, К счастью, Илья не стал меня с ними знакомить и увлек в открытые двери кинозала, где, по сути, и проистекало основное действо.
Судя по целеустремленности, мой друг начинал не в шутку ревновать, а это означало, что он еще не совсем потерянный для общества человек. Имеется в виду, для представительниц его прекрасной половины…
В зале было темно. Ни одна лампочка не горела. Лишь возле сцены, мерцали разноцветные огни елочной гирлянды, и в их отблесках угадывались смутные силуэты, выделывающие в такт музыки, если, конечно, раздающееся из динамиков рычание можно назвать музыкой, нелепые и замысловатые движения.
Мы подошли ближе и, когда глаза обвыклись с темнотой, я увидел, что танцуют в основном мужики. Несколько девчонок скромно сидели на отодвинутом к стене ряде кресел и только наблюдали за происходящим.
А зрелище было действительно увлекательным. Танец, который довелось увидеть, нельзя было сравнить ни с чем. Под лирическое завывание Патриции Касс ребята откалывали нечто среднее между "лезгинкой" и "гопаком". Причем воспринималось все вполне нормально, как само собой разумеющееся…
— А почему девчонки не танцуют? — поинтересовался у Ильи.
— Им нельзя, — ответил он. — Здесь ведь — село. Все друг друга знают, начнутся разговоры…
Странная логика, хотя, в общем, ничего нового. Один мой знакомый, тоже, как и Илья, сельский учитель, как-то провел из клуба девчонку, так по деревне сразу пошли разговоры, что он должен обязательно на ней жениться…
— Две вон танцуют… — подметил я.
— Одна — Верка, жена заведующего фермой. А вторая — не наша, приезжая…
