Потом вернулись звуки.
Они поначалу были очень далеки от реальных. Голова гудела, словно вибрирующий колокол. Я даже подумал, что если так поют ангелы, то голоса у них совсем не ангельские…
Дальше сработала некая настройка и сквозь заунывный звенящий фон я смог различить шуршание веток над головой и ощутить телом прикосновение легкого осеннего ветерка. Слух также уловил шаги топчущегося рядом человека, возможно, не одного.
А, когда послышались голоса, я окончательно убедился, что пребываю еще на этом свете…
— Да… Здорово ты его огрел, Тимофеич…
По тембру и характерной расстановке слов я узнал Андрея Павловича. Видеть, правда, его не мог, отяжелевшие веки мне еще не подчинялись.
— Я что… Разве ж я хотел? — всхлипывая, оправдывался зав. фермой.
— Он живой хоть?
— Дышит, вроде…
Шершавая ладонь прикоснулась к моей шее.
— Живой, да не жилец… — резюмировал председатель, и мне стало, по-настоящему, плохо.
— Хреновые твои дела, Тимофеич, — между тем, продолжал Андрей Павлович. — Убийство, конечно, тебе не пришьют, но нанесение тяжких телесных увечий со смертельным исходом… К тому же, он — журналист! А, по нынешним временам, это, ох как, отягчает. Могут даже политику припаять…
— Какая политика, Палыч? — истерически завизжал зав. фермой. — Жену мою он… того…
— Ладно-ладно… На ка покури лучше… — чиркнула спичка, я унюхал запах табачного дыма. — Ты, Тимофеич, вот что, горячку зазря не пори. Вдруг все еще уладится?
— Как же уладится? Он сейчас копыта откинет. Может, того… в больницу его?
— Не выдержит. Дорога тряская. Помрет по дороге, тебе тогда точно — кранты!
— Что же делать? — Тимофеич плакал навзрыд.
Странно, но после первого приступа панического ужаса, я слушал диалог совершенно спокойно, как будто речь шла вовсе не обо мне. Видно, все действительно двигалось к трагическому финалу и эмоции первыми отказались мне служить.
— Знаешь, Тимофеич, — после недолгой паузы продолжил председатель. — Ты ведь работник неплохой. Жаль терять такого. Да и знаем мы друг друга, чай, не первый день. А он нам кто? Приехал, неизвестно откуда. Не сват, не брат… В общем, так, я ничего не видел, ничего не слышал. А, если его завтра в речке выловят, пусть докажут, что он не сам туда, по-пьяне, свалился…
И тут меня осенило.
Я осознал суть коварного плана председателя.
Я вспомнил, как он подстрекал меня потанцевать с Вероникой, как после шептался с заведующим фермой, и понял, что, происходящее со мной, не несчастный случай, а четко продуманное хладнокровное убийство…
Только, что толку от запоздалого прозрения?
— Андрей Павлович! Спаситель! Ввек не забуду…
Глупец!
Идиотина безмозглая!
Как он не понимает, что его просто-напросто использовали?
— Ладно, хватит ныть. Сочтемся. Смотри только, чтобы все аккуратно было…
— Сделаю, как надо, — заверил Петр Тимофеевич и по удаляющимся шагам я понял, что председатель оставил нас одних.
Некоторое время были слышны только всхлипывания зав. фермой. Затем я почувствовал, как он схватил меня за ноги и куда-то потащил.
Мое многострадальное тело тяжко заскользило по траве, отдаваясь резкой болью от каждой неровности почвы.
Приторная сладость разлилась желудком, рот наполнился густой слюной. Я застонал и могучая струя вырвалась изо рта на волю.
Избавившись от груза поглощенных за день пищи и напитков, я почувствовал себя лучше и, наконец-то, смог открыть глаза.
Было еще светло.
Растерянный, испуганный Петр Тимофеевич таращился на меня, словно на привидение.
— Ты того… Живой, что ли?
Я криво улыбнулся и снова застонал. Перед глазами все мельтешило и кружилось. Во рту воняло, как из выгребной ямы.
— Ну и рука у тебя, Тимофеич… — едва выдавил из себя, но все же несказанно обрадовался, что не разучился разговаривать.
А заведующий фермой, просто, обалдел от радости.
Он напрочь забыл о причине конфликта и был по-настоящему счастлив, от того, что я живой и разговариваю с ним.
Оно и понятно, не так то просто осознавать себя убийцей…
Я попробовал встать и, вопреки ожидаемому, у меня получилось. Земля шаталась под ногами, то и дело, норовя встать на дыбы. Но, как для готового к погребению покойника, я чувствовал себя вполне сносно. То ли удар оказался не таким уж и сильным, то ли пьяного Бог бережет.
