– Что именно? – спросил Томми.
– Конечно, набраться терпения, – ответила Таппенс. – Сейчас без четверти одиннадцать, и я хочу поспать. Я очень устала. И здорово вывозилась в грязи благодаря этим старым и пыльным игрушкам и вещам. Думаю, что мы еще немало любопытного найдем в этом месте, которое… кстати, а почему оно называется Кэй-Кэй?
– Не знаю. А это как-то пишется?
– Не знаю; кажется, К-Э-Й. Но только не просто две буквы КК.
– Что, так звучит более таинственно?
– Это звучит по-японски, – в голосе Таппенс слышалось сомнение.
– Не понимаю, почему ты так считаешь. Я ничего японского в этом не вижу. Мне это напоминает название какого-то блюда. Например, из риса.
– Я в ванну – вымыться и избавиться от всей этой паутины, – сказала Таппенс.
– И помни – надо набраться терпения.
– Думаю, что у меня его больше, чем у тебя, – заметила миссис Бересфорд.
– Иногда ты бываешь совершенно непредсказуема, – возразил ей Томми.
– Ты бываешь прав чаще, чем я, – сказала Таппенс. – И меня это иногда раздражает. Но все это – испытания, посланные нам свыше. Не помнишь, чьи слова?
– Не важно, – ответил Томми. – Иди и смой с себя прах давно минувших лет. А Исаак действительно хороший садовник?
– Он считает себя таковым. Надо будет проверить…
– К сожалению, мы с тобой ничего в этом не смыслим. Так что это еще одна проблема.
Глава 4
Поездка на Любимой; Оксфорд и Кембридж
I
– Надо набраться терпения, – как заклинание повторяла Таппенс, допивая чашку кофе и разглядывая тарелку с яичницей-глазуньей, стоявшую на буфете; по обеим сторонам от яйца лежали две аппетитного вида почки. – Плотный завтрак гораздо полезнее размышлений о всяких невозможных вещах. Это Томми любитель заниматься невозможными вещами. Тоже мне – расследование… Боюсь, что у него ничего не получится.
И она принялась за яйцо с почками, заметив:
– Как приятно иногда изменить своему обычному завтраку.
Уже долгое время Таппенс умудрялась по утрам ограничиваться чашкой кофе, апельсиновым соком или грейпфрутом. И хотя это помогало сохранить фигуру, удовольствия от подобного завтрака она не получала. А вот горячие блюда, стоящие на буфете, вызывали у нее, по контрасту, обильное слюноотделение.
Наверное, продолжала размышлять Таппенс, Паркинсоны тоже ели это на завтрак. Яичницу или сваренные в мешочек яйца, и еще бекон… Она стала вспоминать, что читала о завтраках в старых романах. А может быть… ну конечно, они ели холодного тетерева. Вкуснятина! От одной мысли слюнки текут. Наверное, на детей они обращали так мало внимания, что тем доставались одни ножки. Ножки дичи – это просто здорово, ведь их можно обгладывать…
Она вдруг замерла, не успев проглотить последний кусочек почки.
За дверью раздавались очень странные звуки.
– Интересно, – вслух произнесла Таппенс. – Похоже на какой-то испорченный оркестр.
Она сидела с куском тоста в руке, когда Альберт вошел в комнату, и подняла на него глаза.
– Что происходит, Альберт? – спросила она. – Только не говори мне, что наши рабочие занялись музицированием. Это что, гармоника или что-то в этом роде?
– Это джентльмен, который пришел насчет пианино.
– И что он собирается с ним делать?
– Настроить. Вы же сами говорили, чтобы я вызвал настройщика.
– Боже мой! – воскликнула Таппенс. – И ты его уже пригласил? Ты просто прелесть, Альберт.
По лицу слуги было видно, что он доволен. Однако Альберт и без этого знал: то, насколько быстро он выполняет странные просьбы то Таппенс, то Томми, является его несомненным достоинством.
– Настройщик говорит, что пианино в ужасном состоянии, – сказал он.
– Меня это не удивляет, – заметила Таппенс.
Она выпила полчашки кофе и прошла в гостиную. Возле пианино, выставившего напоказ бо́льшую часть своих внутренностей, возился молодой человек.
– Доброе утро, мадам, – поздоровался он.
– Доброе утро, – ответила Таппенс. – Я так рада, что вы смогли прийти.
– Да, настройка ему совсем не помешает.
– Я знаю, – согласилась миссис Бересфорд. – Знаете, мы только что переехали, а инструменты не любят, когда их перевозят с места на место. Да и настраивали его в последний раз довольно давно.
