– Никогда бы не подумала, – сказала миссис Бересфорд, слегка задыхаясь, когда вошла в комнату и увидела Томми, стоявшего на стремянке и перекладывавшего книги. – Чем ты занимаешься? Я думала, что ты гуляешь с собакой.
– Мы с ним гуляли, – ответил Томми. – Дошли до кладбища.
– А зачем, ряди всего святого, ты потащил Ганнибала на кладбище? Уверена, что собак там не приветствуют.
– Он был на поводке, – попытался оправдаться Томми. – Да и потом, это не я потащил его на кладбище, а он – меня. Мне кажется, ему там понравилось.
– Дай бог, чтобы ты оказался не прав, – сказала Таппенс. – Ты же знаешь Ганнибала – он обожает все превращать в рутину. Если у него войдет в привычку каждый день ходить на кладбище, то у нас возникнут проблемы.
– Должен сказать, что вел он себя как настоящий интеллигент, – заметил Томми.
– Для тебя интеллигентный и своенравный – это одно и то же, – сказала Таппенс.
Ганнибал повернулся, подошел к хозяйке и потерся носом о ее бедро.
– Он хочет сказать тебе, – перевел Томми, – что он очень умная собака. Умнее нас с тобой, вместе взятых.
– Что ты хочешь этим сказать? – поинтересовалась Таппенс.
– Как ты съездила? – поменял тему Бересфорд.
– Наверное, неплохо, – ответила она. – Люди были очень милы и добры со мной, и я надеюсь, что скоро перестану путать их так, как путала сегодня. На первых порах это очень трудно, потому что, понимаешь, они выглядят как-то одинаково и одеты похоже, поэтому трудно сориентироваться, кто есть кто. Если только кто-то не чрезвычайно красив или не феноменально уродлив. А таких людей в стране не так уж и много, правда?
– Я хочу сказать тебе, – прервал ее Томми, – что мы с Ганнибалом вели себя очень умно.
– А мне показалось, что сначала речь шла только о Ганнибале…
Томми протянул руку и достал с полки книгу.
– «Похищенный», – произнес он. – Еще один Роберт Льюис Стивенсон. Здесь кто-то был явным его поклонником. «Черная стрела», «Похищенный», «Катриона» и еще два названия. Все подарены Александру Паркинсону любящей бабушкой, а одна из них – щедрой тетушкой.
– Ну и, – заинтересовалась Таппенс, – что из этого следует?
– Просто я нашел его могилу.
– Ты нашел ЧТО?
– То есть нашел Ганнибал. В углу, как раз напротив маленькой дверцы, которая ведет в церковь. Мне кажется, что это второй вход в ризницу или что-то в этом роде. Памятник сильно обшарпан и не очень ухожен, но, тем не менее, это он. Ему было четырнадцать, когда он умер. Александр Ричард Паркинсон. Ганнибал его как раз обнюхивал. Я оттащил его и смог прочитать надпись, хотя она и была здорово затерта.
– Четырнадцать, – повторила Таппенс. – Бедный мальчик…
– Да, – согласился Томми. – Очень печально и…
– Ты о чем-то думаешь, – заметила она. – Не могу понять, о чем…
– Вот о чем… Мне кажется, Таппенс, что я от тебя заразился. Это твоя худшая черта. Когда тебе что-то приходит в голову, ты не оставляешь это про себя. Тебе обязательно надо заинтересовать этим еще кого-то.
– Не понимаю, о чем ты… – сказала Таппенс.
– Я задумался, нет ли здесь причинно-следственной связи…
– О чем ты, Томми?
– Я просто задумался об Александре Паркинсоне, который потратил массу времени – хотя, наверное, ему самому это было очень интересно, – чтобы оставить в книге закодированную надпись: Мэри Джордан не умерла своей смертью. Предположим, что это правда. Предположим, Мэри Джордан, кем бы она ни была, умерла смертью насильственной. Тогда не кажется ли тебе, что следующим должен был умереть сам Александр Паркинсон?
– Не хочешь ли ты сказать… Уж не думаешь ли ты…
– Я просто размышляю, – ответил Томми. – Меня заставил задуматься его возраст – четырнадцать лет. Нигде не было написано, отчего он скончался. Хотя на памятнике этого и не могло быть. Там был простой текст: В сени крыл Твоих укрой меня… Что-то в этом роде. Но ведь он мог умереть и потому, что его знания представляли для кого-то опасность. И именно поэтому он… умер.
– Ты хочешь сказать, что его убили? Мне кажется, что ты выдумываешь, – сказала Таппенс.
– Ты сама все это начала. Своими выдумками или размышлениями. В сущности, это ведь одно и то же, нет?
