Зураб достал ручку и записал услышанное имя прямо на салфетке.
– Но начальство-то знает, что шахта есть и в ней ракета? – возбудился именинник. – Президент, начальник Генштаба или кто там… директор ФСБ? Не может же такое дело потеряться!
– Никто про нее не знает! Шахту ластиком стерли с секретных карт. Документы по моему объекту уничтожили – сам жег во дворе по акту. Наверх доложили о полном демонтаже, иначе Антошина бы вмиг сняли; А так – дыр под землей много – мало ли, что там замуровано, Отдел – разогнали, людей раскидали по управлениям, чтобы до пенсии дотянули. Дослуживали мы уже в ФСК – ФСБ. КГБ СССР тоже вроде как ластиком стерли е карты, вместе с Дзержинским на Лубянке.
– Но у начальства пульт управления имелся? – уточнил Макошкин.
– После объявления ГКЧП внешнее управление отрубили – чтоб политики глупостей не наделали. Объект перевели на автономную работу. Только дежурная смена могла кнопку нажать. Правда, и не кнопка там…
– И в вашей системе никакого порядка нет! – сурово заключил Макошкин, поскребывая вилкой по краю тарелки. Звук – противный.
– Порядок был! – не соглашался Сватко. – Просто как всегда получилось! Хотели сначала проблему решить, а потом уж доделать. Но вышло не так. ГКЧП посадили, как раз до девяносто третьего и держали. Генерала Антошина, который карту тогда подправил, все равно сняли. А чуть позже он в автокатастрофе погиб. Днем, между прочим, на пустой дороге. Странная смерть!
Сватко вдруг замолчал. То ли вспоминал, как было, то ли так в свой рассказ вжился, что снова почувствовал себя в том далеком времени, по которому соскучился. Будто в воду окунулся.
Мужик протер ладонью лицо, будто воду смахнул.
– Начальник отдела от инфаркта умер и все с собой унес. А в девяносто третьем Белый дом и «Останкино» полыхнули – там уж точно про ракету никто не вспомнил. Да и некому, и не с чего – официально ее нет, Думаю, и сейчас стоит она себе, родимая, как новенькая. Только команды ждет!
Сватко передохнул и вернулся к друзьям, во время сегодняшнее. Освободившись от груза чужой тайны, он даже почувствовал некоторое облегчение. Вроде и голова просветлела, и настроение поправилось.
– Похоже, генерала вашего кто-то того: специально на тот свет спровадил, – предположил Миша Белов. – А может, и полковника до кучи,
Мишка всегда делал резкие, но справедливые выводы.
– Так я не понял, – никак не хотел врубаться Митрохин, – А на хрена в Москве ракеты?
– Чего ж непонятного! Если наши ядерный залп прошляпят или диверсанты армейские шахты повзрывают, то эти ракеты все равно до Америки долетят. Как возмездие, понял!
– А-а, – удовлетворился Митрохин. Представленное объяснение показалось друзьям-охранникам вполне логичным и дополнительных вопросов не вызывало.
Но не у всех.
Зураб незаметно толкнул локтем Аслана.
– Надо узнать, где живет, – сказал он, одними глазами указав на Сватко. Аслан Эльмурзаев понимающе кивнул. Расслабленная дремота чеченца сменилась обостренным вниманием.
– Ну что – допиваем и заканчиваем? – выразил общее мнение Макошкин.
Жалкие остатки водки пустили по кругу и выпили, ничем не закусив. Не потому что алкаши – поймите мужиков правильно. Просто нечем было.
– А по пивку? – по сложившейся традиции добавил Миша Белов.
– Я пас! – решительно отказался Сватко, обнажив остатки воли. – Мне сегодня дома надо быть!
– И мне – хорош! – примкнул к отщепенцу Макошкин.
– Как хотите! – разочарованно попенял Белов. – Вот так всегда! Только разговорились!
Шумно раздвинув стулья, чоповцы поднялись, по очереди отметились в бесплатном туалете и гудящей толпой направились к выходу. Ребята чувствовали себя отлично, и даже накрапывающий дождь не создавал им неудобств или дискомфорта.
На площади распрощались с Макошкиным. Но, вместо того чтобы подойти к станции метро и там, как люди, выпить пива, уж если душе так хочется, чоповцы совершили очевидную глупость и отправились совсем в другом направлении. Их объяснимое и понятное каждому российскому мужику поведение было на руку.
Но только не им.
Впрочем, свою главную, роковую ошибку Сватко уже совершил – там, в кафе, и теперь любые варианты поведения веселой компании вели к одному и тому же знаменателю. Разница состояла лишь во времени и длине пути до конечной точки.