Вам это кажется нереалистичным? Обратитесь же к примеру Университета Земли в городе Сан-Кристо-баль-де-лас-Касас>26. Или того проще: вспомните, какой энтузиазм и страсть к изобретениям внезапно охватывает Вас в порывах солидарности против государственной тирании и финансовых воротил с теми зонами, в которых разгорается сопротивление вредоносной алчности.
Разорвём же нами созданные сети! И в этом гневе, который обычно назван тщетным и бессмысленным, неужели Вы не ощущаете огромный прилив энергии, выводящий Вас из оцепенения и приводящий в движение всё существо? Не позволяйте ему рассеяться. Откройтесь этому человеческому духу, живущему в каждой и каждом. Оставайтесь собой, превращаясь в того, кем всегда мечтали быть. Всё, что движется и заставляет «бурлить кровь» – это яростное желание жизни. Желание, объявляющее своё абсолютное верховенство над рынком, стирающим сущность вещей и живых существ. Нашу жизнь, саму плоть наших страстных желаний, нашу мощную, выступающую со слепым, но разумным упорством тягу к возможным переменам – всё это власть обскурантизма объявила невозможным.
«Пронжу клинком вас на стихе последнем»>27
Я только закончил редактировать свой памфлет, как движение Жёлтых жилетов яркой вспышкой прорезало удушающую тьму и туман. Мне неизвестно, к чему приведёт эта буря, но если удастся прорвать пелену тьмы – какое счастье! Не могу не признаться, мне эта новость принесла большое утешение.
Ещё со времён оккупационного движения мая 1968-го я стал (в том числе в глазах своих друзей) неисправимым оптимистом, очаровывающимся собственными напевами и фразами.
Поверьте, мне нет никакого дела до собственной правоты, но вот возникает протестное (пока ещё не революционное, до этого далеко!) движение, подтверждающее веру в столь важное для меня понятие свободы, каким бы извращённым, опошленным и «сущностно» прогнившим оно ни было. С какой стати моё внутреннее стремление к свободе должно быть обременено любыми разумом и безрассудством, победами и поражениями, надеждами и разочарованиями, когда я лишь пытаюсь при каждой возможности вырвать свободу из губительных для неё сетей хищничества и рынка, возвращая свободу питающей её жизни?
Так же сильна моя вера в человеческий разум. Осознание того, что мы полноправные живые существа, а не управляемые и монетизируемые товары, на протяжении веков сохраняется и возрождается вопреки худшим проявлениям варварства.
Призывая разрушить «стены плача», я не преминул описать в этом небольшом сочинении гнусное добровольное рабство, пассивность перед лицом уничтожающих жизнь предприятий, управляемых финансовой мощью, перед произволом транснациональных компаний и Государств. Редко случается, чтобы начатая в непроглядной сумеречной тьме книга оканчивалась пусть и не весенними красками, но хотя бы проблеском, обещающим скорый рассвет.
Ничего нельзя завоевать навечно. Свобода всегда неустойчива. Её способен разрушить и заменить рабством сущий пустяк. Тот же пустяк может её восстановить.
Даже если движение Жёлтых жилетов заглохнет, отхлынет и вернётся к старым рабским привычкам, истинно народная (а не популистская) волна протеста уже поднялась и доказала, что нельзя не подчиниться движению жизни. Мимолётные протесты, такие как Арабская весна, «Индигнадос», «Ночное стояние»>28, Occupy Wall Street>29, учат нас тому, что стоит остерегаться как излишней самоуверенности, так и преждевременного пораженчества. И всё же ничто не переменит моей уверенности в том, что Homo economicus приходит конец! Спектакль окончен.
Мы подошли к решающему моменту, когда каждое возражение сливается с объединением общемировых, насущных требований.
Эти требования не подавить.
