Атака шестерки - это ливень свинца. Куда деваться? Ища спасения от огня, мы чуть ли не прижимались к развалинам. Перед самыми глазами мелькали коробки сгоревших зданий. Только в одном месте подымался и расползался над южной стороной города, над Волгой черный дым. Там уже с полмесяца горели нефтесклады. Решение родилось одновременно у обоих: укрыться в дыму! И решение это было правильным.
Полоса дыма оказалась длинней, чем мы предполагали. Выскочили из нее уже над левым берегом Волги, невдалеке от своего аэродрома.
С утра до захода солнца - полеты, полеты. Перед нами горящий Сталинград. Но мы знаем: среди руин, в подвалах, в землянках насмерть стоят пехотинцы. Мы, летчики, не отстаем от них - деремся в воздухе до последнего патрона. Самолетов в полку становится все меньше, пилотов - тоже. Пополнения пока не получили. К началу октября в нашем 4-м полку осталась совсем небольшая группа ветеранов и несколько новичков. Совместные бои, потери, все пережитое очень сплотило людей. Мы чувствовали себя единой семьей. И обычаи, сложившиеся в полку, соблюдали свято. Вот почему я давно перестал удивляться, слыша, как каждый вечер по пути в общежитие Амет-Хан непременно делал один-два выстрела из пистолета в воздух и при этом восклицал: "За живых!" Мне давно разъяснили, что так здесь было заведено с первых дней войны...
Непрерывные боевые вылеты требовали огромного напряжения сил. Наверное, поэтому мы постоянно не высыпались. Спали в машине, по дороге на аэродром, в землянке, пока комэски готовили задания, под крылом самолета, как только выпадала свободная минута.
"Мессершмитты" почти непрерывно патрулировали над Сталинградом. Противник имел большое количественное преимущество в самолетах. Но гитлеровцы даже временно так и не стали хозяевами в воздухе. Стоило только нам вылететь солидной группой, как мы быстро очищали родное небо. Немецкие летчики быстро научились узнавать наших асов Амет-Хана, Степаненко, Борисова, Лещенко.
Как только они появлялись в составе группы, фашисты сразу оттягивали воздушную карусель к своим базам и немедленно вызывали подкрепление.
В одном из боев над городом Амет-Хан сбил двух вражеских истребителей. Правда, его самолет тоже оказался поврежденным. Амет-Хан выпрыгнул с парашютом над самой Волгой. Я со своим ведомым защищал его в то время, как наши однополчане продолжали бой. Амет-Хан умело направлял свой парашют. Ему удалось замедлить спуск, и ветер снес его на берег. Но пока Амет-Хан приземлялся, мне тоже крепко досталось: вражеский снаряд разорвался под самым сиденьем моего "яка".
В тело вонзилось несколько осколков, но отделался я, в общем-то, легко. Врач на аэродроме быстро оказал мне помощь, и через полчаса, когда потребовалось снова посылать группу истребителей к переправе, я полетел вместе с товарищами.
Вечером в полк как ни в чем не бывало, держа в руках аккуратно сложенный парашют, явился Амет-Хан. Ужин прошел под его непрерывные шутки, выстрелы из пистолета в честь живых прозвучали в обычное время...
В середине октября для защитников Сталинграда наступили самые тяжелые испытания: немецко-фашистские войска перешли в наступление. Борьба разгоралась на большой площади. Она шла за давно разрушенные заводы: тракторный, "Баррикады", "Красный Октябрь". Мы видели этот район города с воздуха, здания были сожжены и разрушены до самого основания. Но в эти дня развалины словно ожили: окопавшиеся в них советские войска оказывали героическое сопротивление врагу. Немецкая авиация пыталась засыпать бомбами каждую вашу огневую точку. И мы, истребители, защищали с воздуха наших пехотинцев, артиллеристов, минометчиков от немецких бомбовозов.
Сейчас точно известно, что в начале октября 1942 года четвертый гитлеровский воздушный флот бросил на этот участок 850 самолетов, а наше командование располагало всего 373 машинами. Наш полк таял на глазах. Новых машин мы не получали, пришлось обходиться только уцелевшими и отремонтированными в полевых условиях. Примерно такое же положение сложилось во всей 8-й воздушной армии, которой командовал генерал-майор авиации Т. Т. Хрюкин.
