Правда, для посещения в пути технического модуля космонавтам требовалось воспользоваться скафандрами с реактивными двигателями, испытывая двойное ускорение, чтобы нагнать разгоняемый с земным ускорением технический модуль.[5]
— Вижу «Дикаря», — крикнул Вязов.
— Готовь скафандры. Пойдем на абордаж!
— Как же без пиратского платочка? Не захватил ведь!
— Под шлемом не видно. Да и смотреть некому! Вместо абордажных крючьев возьмешь линь и электроискровый резак, пробу брать и линь закреплять.
— Попробуем на зуб, из чего инопланетяне свой звездолет сооружали. Не думали они, что мы их на буксир возьмем.
— Кто их знает, о чем они думали, этого ни Джон Бигбю, ни наш Божич не знали. Это нам доведется луну Бигбю или звездолет Божича вблизи рассмотреть. Жаль, никого там не осталось.
— А ведь слишком смелым Божич оказался для своего времени.
— Может быть, не только для своего, — усмехнулся Бережной.
Погода, как и предвещали протянувшиеся веером перистые облака, действительно начала портиться. Наде пришлось поторопиться, чтобы успеть на пригородный взлетолет и оказаться у дедушки в Абрамцеве.
Оставив на водной станции скутер и переодевшись, она побежала к взлетной площадке у речного вокзала.
Надо скорее к деду. Он-то вооружит ее такими аргументами, что Никите придется отбросить всякие мысли о «вечной разлуке» из-за «парадокса времени».
Прилетев на дачу в Абрамцево, Надя узнала две новости: дедушка заболел (сказалось-таки заседание Звездного комитета!), и нагружать деда разговорами Наталья Витальевна строго-настрого запретила. И второе: Никита вместе с командиром звездолета Бережным — в космосе. О возможной катастрофе по видео пока не сообщалось, компьютеры уточняли такую возможность, казавшуюся невероятной.
Звездолет готовился к предстоящему рейсу, и командир со штурманом могли понадобиться там. Так рассудила Надя.
Надя тотчас проскользнула в кабинет академика, где тот лежал на диване седогривым, седобородым, повергнутым богатырем, и стала щебетать о пустяках, пока строгое лицо деда не потеплело и улыбнулось. Потом она поцеловала его руку, стариковскую, тяжелую, со вздутыми жилами, погладила ее ладонью и бесшумно выскользнула.
Поднималась она по «горько скрипевшим», как ей показалось, ступенькам в свою «светелку», чтобы упасть там на кровать и размышлять, лежа лицом вниз, как ей убедить Никиту в том, что никакого «парадокса времени» нет, он не должен избегать ее, а она непременно дождется его возвращения.
Она, конечно, жалела дедушку, зная, что в его возрасте болеть опасно, но все-таки еще больше жалела себя. Увы, таков закон Природы!
Ее мысли прервал шум внизу. Слышался властный голос мамы и чей-то мужской. Так это же Бурунов! Надя обрадовалась. Вот кто может вооружить ее желанными аргументами деда против «парадокса времени».
Она скатилась по не успевшим скрипнуть ступенькам и приятно поразила профессора Бурунова своей бурной радостью по поводу его приезда.
— Узнал о болезни Виталия Григорьевича, примчался, а вот Наталья Витальевна не допускает к нему даже его первого ученика. Хоть обратно поезжай.
— Пойдемте, — решительно заявила Надя, беря Константина Петровича за руку и ведя в кабинет деда. — Только ненадолго, а потом…
— Что потом? — почему-то полушепотом спросил Бурунов.
Но Надя приложила палец к губам.
Академик был доволен приездом своего ученика.
— Видать, не так уж всем безразличен, — пробасил он с дивана.
Болтали снова о пустяках, тем более что появившаяся Наталья Витальевна недовольно смотрела на прорвавшихся «посетителей».
Академик кивнул, и Надя с Буруновым вышли, оставив с больным его строго заботливую дочь.
— А где Кассиопея? — спросила Надя.
— Увы, вероятно, опоздала на взлетолет.
— Очень хорошо, — загадочно сказала Надя.
Приехал врач и, выйдя от больного, обнадежил домашних, но все же сказал:
— Покой, полный покой! Результат нервного напряжения. Стресс.
— Я же говорила! — поджав губы и многозначительно взглянув на Надю и Бурунова, произнесла Наталья Витальевна.
— Мы исправимся, — пообещала Надя.
