Из мебели, кроме комода, оставались еще стол, скамья и большой сундук с медным окладом. Синяка уселся на этот сундук и тяжко задумался.
Впереди у них с Пузаном было целое лето. За несколько месяцев им предстоит заменить сваю, перебрать печь, настелить новый пол на крыльце. Всемогущий чародей, свесив голову, покатал ногой катушку. Пузан все еще с кряхтеньем и руганью выбирался из коварной ловушки, подстроенной крыльцом.
Неожиданно послышались цокот копыт и лошадиное ржание. Судя по звуку, всадники были совсем близко. Синяка привстал и громко крикнул:
— Пузан!..
Великан оборвал бранную тираду и совершенно другим тоном отозвался:
— Аюшки…
— Погляди, кто там едет?
Послышался треск — великан вырвался на волю. Потом доложил:
— Так никого не видать, господин Синяка.
— Лошади ржут где-то близко.
— Да нет же, не видно. Сейчас за домом погляжу.
Он тяжело затопал, приминая лопухи и крапиву своими ножищами. Из-за дома донеслось:
— Нету…
Снова заржала лошадь. Невидимки тут развелись, что ли?
— Пузан! — рявкнул Синяка, теряя терпение. — Где-то рядом лошади, ты разве не слышишь?..
После непродолжительной возни в комнате появился великан. От него остро пахло крапивой.
— Так это… господин Синяка… — смущаясь, сказал он. — Это, извиняюсь, под вами ржет. А в окрестностях никого нет-с.
— Как это — подо мной? Сундук, что ли?
Великна заморгал.
— Только не гневитесь, — умоляюще сказал он.
Синяка встал и посмотрел на сундук укоризненным взглядом.
— Что же это ты, братец, ржешь?
Из сундука вызывающе фыркнуло. Синяка взялся за тяжелую крышку, намереваясь открыть непонятную мебель. В тот же миг Пузан оттолкнул его в сторону, да так поспешно, что не рассчитал своих великанских сил, и Синяка отлетел к присевшей на угол печи. Потирая ушибленную руку, он покривился, но говорить ничего не стал.
Пузан набрал в грудь побольше воздуху, крепко зажмурился и видимо перемогая страх, откинул крышку. Лязгнули медные петли. Больше ничего не произошло. Медленно-медленно великан открыл глаза и заглянул в сундук.
— Пусто, — протянул он басом.
Синяка, наконец, подошел поближе, все еще потирая руку. Пузан только что заметил это.
— Ушиблись, господин Синяка? — участливо поинтересовался он.
Чародей в ответ только вздохнул, глядя на Пузана ясными глазами. Пузан покраснел до ушей и пробормотал, пытаясь взять назидательный тон:
— Так это… нельзя же так, не подумавши, сразу соваться. Мало ли что там ржет. Вроде, не маленький и понимать должны…
— Экий дурак, — вздохнул Синяка и, наклонившись, пошарил в сундуке. — Пусто, говоришь? А это что?
Он выпрямился, держа в пальцах прозрачный круглый камень величиной чуть меньше кулака. Камень полежал у него на ладони и вдруг захрапел, как испуганная лошадь. Пузан даже подскочил от неожиданности.
— Это магический кристалл, — сказал он. — Я его помню. Значит, этруски не взяли его с собой…
— Значит, — сказал Синяка. Сейчас он не хотел думать о том, что — или кого — этруски не взяли с собой.
Пузан сунулся лохматой головой ему под руку.
— И чего он там показывает?
— Как всегда, Ахен… Там ничего интересного, Пузан. Кавалерийский смотр на плацу. Убери башку…
— Как угодно-с.
Пузан разобиделся.
Синяка вышел из дома, держа кристалл в руке, побродил немного возле крыльца, потом сел и задумчиво уставился на ствол старой сосны, росшей шагах в пятнадцати от порога.
Вот там он и стоял в тот день, когда Торфинн по его просьбе привел сюда, на сопку, Завоевателя Косматого Бьярни. Синяка ненавидел этого Бьярни. Его и остальных вождей Завоевания — Бракеля Волка и Альхорна Рыжебородого. Если бы он мог, он бы всех их послал на растерзание Подземному Хозяину. Но Альхорн к тому времени уже ушел из города на юг, а Бракель был убит во время мятежа. Оставался Бьярни, и уж он-то получил сполна.
Синяка прикрыл глаза и снова увидел его — загорелого до черноты, коренастого человека лет сорока пяти с длинными смоляно-черными волосами. Он был связан. Рыча от ярости, он осыпал своих врагов оскорблениями, поливал их зловонной бранью, он бахвалился своей жестокостью и смеялся над их нерешительностью. А они все смотрели на пирата, и никто не мог взять на себя это, казалось бы, простое дело: пристрелить его.