— Черной Тиргатао нечего делать в моей душе. Аэйт еще жив, и я не собираюсь хоронить его.
Фрат остановилась, передав великану легкий круглый щит.
— Повесь его на ветку, — сказала она.
Великан нерешительно повертел щит в своих толстых лапах, заросших рыжим волосом.
— Так это… Госпожа Фрат, оно же вещь… Я хочу сказать, предмет… И вдруг по нему стрелять? Вы как хотите, а у меня рука не поднимется.
Они стояли в лесу, в двух милях от деревни.
Во время поминального пира после изгнания Смерти девушка заметила Пузана, который неловко топтался в сторонке, вздыхал, громко глотал слюни и с невероятной тоской следил за тем, как куски исчезают с длинного деревянного стола, установленного возле дымящегося кострища. Одна из женщин, поглядев на Пузана, что-то сказала, и все рассмеялись.
Все, кроме Фрат. Она нахмурилась, встала. Увидев ее суровое лицо, великан даже забыл о том, что ростом Фрат едва доходила ему до пояса, и в испуге присел. Она махнула ему рукой. Из опасения развалить скамью, Пузан пристроился возле нее на земле, а Фрат время от времени подавала ему мясо, выбирая куски побольше. Великан хватал их зубами, отрезал ножом все, что не влезало в рот с первого раза, жевал, после чего заталкивал в свою обширную пасть вторую половину куска, иногда помогая себе пальцем.
Наблюдая за ним, Фрат, в конце концов, решила, что из великана может еще получиться настоящий воин, поскольку обжирался он по-богатырски.
Покраснев от удовольствия, Пузан изъявил согласие посоревноваться с маленькой воительницей в стрельбе из лука. Ради Фрат он согласился бы на что угодно. При этом поставил только одно условие: соревнование должно происходить в стороне от деревни. Чтобы никто не стал свидетелем позора проигравшего. По правде говоря, Пузан смущался и отчаянно трусил, ибо отродясь лука в руках не держал. Ну разве что топор…
Фрат вынула из волос стрелы, уложила их в колчанное отделение, а волосы заплела в две косы. Принесла из дома старый круглый щит. На коже щита были нарисованы зеленые и красные круги, а в центре помещалась медная пластина. Этот-то щит она и вручила великану с приказом повесить на дерево в качестве мишени. Пузан же мялся.
— Ну так в чем дело? — нетерпеливо сказала Фрат. — Будь другом, повесь его на ветку. Тебе же ничего не стоит дотянуться.
— Да… оно так… — Пузан вздохнул. — Это нам раз плюнуть… все равно как по харе смазать… — Он внезапно осекся, бросив быстрый косой взгляд на девушку, и мучительно покраснел. — То есть, я хочу сказать, госпожа Фрат, что никаких затруднений.
Фрат склонила голову набок и посмотрела на Пузана снизу вверх.
— Чудной ты, — сказала она.
Пузан осторожно поерзал, не зная, как принимать эти слова, но на всякий случай тяжело вздохнул.
— Вещь ведь попортим, — пояснил великан.
— Это старый щит, — утешила его Фрат.
Великан побрел вешать щит на ветку. Вдруг он замер, вглядываясь сквозь ветви на тропу.
— Идет кто-то, — пробормотал он, снова краснея. — Наблюдать будет, это как пить дать. И издеваться станет, собака…
По лесу шел человек в плаще. Шел он, видимо, торопясь и не слишком заботясь о том, чтобы его не заметили.
— Что ты там бормочешь, Пузан? — спросила Фрат.
— Да вот, шляется тут… В смущение меня вводит… Эдак и рука дрогнуть может… Ну, случайно…
Фрат вгляделась в зелень леса — как казалось Пузану, сплошную.
— Это Мела, — уверенно сказала она и позвала: — Мела! Иди сюда!
Пузан налился мрачностью, как грозовая туча свинцом. Меньше всего ему хотелось, чтобы свидетелем их богатырской потехи стал этот великаноубийца, коварный Мела с Элизабетинских болот.
Мела, казалось, тоже не был в восторге от этой встречи. Он остановился, раздумывая, не пренебречь ли ему приглашением, но Фрат окликнула его снова, и он с видимой неохотой подошел.
— Свет Хорса на твоей дороге, Фрат, — вежливо сказал Мела.
— И тебе удачи и доброго дня, — отозвалась Фрат.
Пузан проворчал нечто нечленораздельное. Мела смотрел на них хмуро. Великан подумал о том, что этот парень слишком уж редко улыбается. По некотором размышлении он пришел к выводу, что подобное наблюдение может послужить зачином для дружеской беседы, и сказал:
