— Просим, просим.
Он посмотрел на Галю.
— Я ведь неспроста напросился к вам в гости. За рулем толком не побеседуешь.
— Не томите, Виктор Андреевич, — сказала Светлана.
— Разрешите один нескромный вопрос?
— Пожалуйста.
— Мы знакомы уже довольно давно, и я убедился, что у вас, Галя, нет молодого человека. Почему? Вы красивая девушка. Это неестественно.
Вместо Гали ответила Светлана:
— Один юноша уже задавал Гале такой вопрос. И с тех пор зарекся.
Виктор Андреевич понял, что поступил опрометчиво, но продолжал развивать тему:
— Я спрашиваю с определенной целью, а не из праздного любопытства.
— Становится все интереснее, — сказала Светлана.
— Нет, правда! — искренне воскликнул Виктор Андреевич. — Я не сват и не сводня, но письмо племянника навело меня на мысль… подтолкнуло…
— У вас есть племянник?
— Да, живет в Москве. Ему тридцать пять. В прошлом году развелся и сейчас одинок.
— А он кто? — это все спрашивала Светлана. Галя молчала.
— Летчик. Служит в гражданской авиации.
— Слышишь, Галя?
Галя спросила:
— Налить еще?
— Я не хочу больше, — отказалась Светлана.
Разговор о племяннике кончился ничем…
Виктор Андреевич взглянул на часы.
— Без четверти десять. Скоро придет ваш папа, а мы еще не посмотрели квартиру.
Галя повела их из гостиной на кухню, из кухни в свою комнату, затем в комнату матери и, наконец, в кабинет отца. У раскрытого секретера Виктор Андреевич задержался на несколько секунд. Он, между прочим, все время одобрительно причмокивал и хвалил обстановку, чем заставил Галю поглядывать на него с недоумением: его поведение не соответствовало тому образу, который сложился у нее. Восторги были явно преувеличены.
Наконец Виктор Андреевич сказал, когда они пришли в переднюю:
— Пожалуй, пора и честь знать.
— Подождите, мы сейчас, — попросила Светлана, и подруги оставили его одного: Светлане нужно было взять кое-что из вещей, хранящихся в кабинете Николая Николаевича.
Виктор Андреевич моментально преобразился. От солидной неторопливости, округлости жестов не осталось и следа. Он шагнул к столику, где лежали оставленные Галей ключи, вынул из кармана тяжелый, как хоккейная шайба, кусок серого пластилина и быстро, один за другим, сделал на нем оттиски двух ключей — каждый ключ с двух сторон…
Прощаясь с Галей, Виктор Андреевич сказал:
— А насчет племянника моего вы подумайте. Вдруг понравится.
— Чего же думать? Приедет — познакомьте, — снова ответила за подругу Светлана.
— Непременно.
По дороге к дому Светланы в машине Виктор Андреевич мягко напомнил о своей просьбе относительно перстня:
— Вы сумеете выкроить время, чтобы не очень оттягивать? Бедствует человек.
— О чем речь, Виктор Андреевич? — Светлана говорила на этот раз вполне серьезно. — Мы вам так обязаны…
Они не оттягивали. Во время обеденного перерыва Галя зашла к Светлане в универмаг, и они отправились в магазин «Ювелирторга» — единственный в городе, где у граждан покупают драгоценности.
Оценщик, старик в потертом черном пиджаке и не первой свежести белой рубахе, с плохо повязанным галстуком, сунул себе в глаз окуляр, какими пользуются в часовых мастерских, посмотрел камень, повертел перстень в пальцах и сказал:
— Вам дадут около двух тысяч. Только за камень, не считая платины.
— Спасибо, — поблагодарила Светлана и дернула Галю за рукав шубы. Они покинули магазин.
Когда вышли, Светлана сказала:
— Я думала, это серебро.
— Нет, платина. Это сразу видно.
— Жалко сдавать.
— Да, камень очень хороший. — Галя вздохнула. — А он думает получить всего семьсот?
— Ему столько нужно.
— Странно.
— Ты хочешь сказать, Виктор Андреевич знает этой штучке настоящую цену?
— Он же не маленький, а здесь и ребенку ясно. Что-то я не понимаю… Для чего? Может, он нас испытывает? — спросила Галя.
— А черт его разберет. Мужик ничего, во всяком случае, не сквалыга, а что еще мы про него знаем?
Они свернули в переулок, ведущий к универмагу, немного прошли молча.
— Тебе очень нравится? — спросила Светлана.
Галя кивнула.
— Тогда нечего рассуждать. Возьми себе.
— Откуда у меня такие деньги?
— Отец даст.
— Не могу я у него столько просить… Вот если бы мамочка моя…
— Лешка говорит: если бы у быка было вымя, он бы был коровой.
