А потом мир взорвался.
Давину спасло то, что она стояла в стороне от всех, и то, что край пульта, за которым она спряталась, прикрыл её от разворотившего стену и большую часть переборок взрыва. В ушах взвыл уходящий воздух, её дёрнуло из угла, и всё ещё ничего не соображающая Давина вцепилась в какую-то скобу. К счастью, пролом был достаточно широк, чтобы воздух ушёл быстро, а десантная броня была снабжена не только кислородной маской, на всякий случай заранее опущенной на лицо, но и специальными присосками на перчатках. Приподнявшись, телепатка огляделась. Мостик превратился в груду покорёженного металла, торчали куски переборок, прутья, провода. Всё, что было не закреплено, вынесло наружу, в том числе и тела. Не все, впрочем – в нескольких метрах от себя Давина увидела то, что осталось от капитана Матвеева. Ног у него не было, верхняя часть туловища, пришпиленная к стене куском металла, была обожжена, но лицо, по странной иронии судьбы, не пострадало. Не нужно было быть телепатом, чтобы понять, что он мёртв. И всё же одно живое существо рядом осталось. Своим ногам Давина не доверяла и потому поползла на четвереньках.
По традиции адмиральское кресло находится на возвышении, чтобы командующий мог видеть всю картину в целом. До взрыва Конверс стоял у его подножия, а теперь лежал на том же месте, в то время как сам подиум, вывернутый, но не до конца оторванный от пола, упал сверху на ближайший пульт, и кресло спинкой упёрлось в пол, прикрывая упавшего как крышей. Сознание консула было мутным, похоже, что он находился на грани беспамятства, но даже в таком состоянии он продолжал телекинетическим усилием удерживать вокруг себя часть воздуха, благодаря чему не задохнулся. И не улетел в открытый космос. Давина с усилием перевернула его на спину. Изо рта консула текла красная струйка, но видимых повреждений на нём не было. Конверс вдруг закашлялся кровью, его глаза открылись, но видит он её или нет, сказать было трудно. Некоторое время телепатка всматривалась в его лицо, а потом перевела взгляд на рваную дыру в наружной стене.
Там, в красноватом свете местного тусклого солнца, величественно проплывал борт «Единорога».
– Так что же, – растерянно спросила Мариса, – выходит, по «Зевесу» выстрелили с «Единорога»?
– Именно так, – кивнула Давина. – Потом, когда я вернулась, мы проанализировали записи с бота, и сомнений не осталось. Так что орден по справедливости нужно было вручить Игену.
Слушатели переглянулись.
– А Конверс? – тихо спросила Карла. Она с ногами забралась на любимый диван Райана и теперь сидела в уголке, обхватив колени руками.
– Он умирал или, во всяком случае, был серьёзно ранен. Как только он потерял сознание и не смог больше удерживать воздух… Мне даже ничего не пришлось делать.
– Вот сука! – вдруг громко ругнулся Ульрих. Все удивлённо посмотрели на него, и он объяснил: – Иген сука. Дождался, пока за другом явятся федералы, и всё свалил на них. И консулом стал, и не виноват ни в чём. Давить таких друзей.
– Там, где речь идёт о больших деньгах или большой власти, друзей, как правило, не остаётся, – невесело усмехнулся Игнасио и повернулся к Райану: – А вы что скажете?
– В принципе согласен, – Райан пожал плечами. – Александру Игену надоело быть вторым. Такое случается.
– Но зачем? – тихо спросил Макс. – Если Конверс был один против десятка… Игену достаточно было просто подождать, зачем отдавать приказ самому? И что подумали его люди, когда им приказали стрелять по кораблю Консула?
– Шансы у Конверса, при его пси-способностях, были, – пристально смотревшая на Райана Давина отвела глаза и тоже пожала плечами. – Ему нужно было продержаться ещё минуту, а потом к нему подоспела бы помощь, я, уходя, чуть с ней не столкнулась. А Иген, скорее всего, объявил, что Конверс уже мёртв, и призвал отомстить его убийцам. Он был телепат, ему поверили. Вот как он заставил замолчать остальных своих псиоников, это вопрос. Говорят, что сразу же после его вступления в должность в Пси-Службе Альянса были большие перестановки. Вероятно, именно с этим они и были связаны.
