Ни головы, ни рук, ни ног.
– Быстро все в дом! – закричала она, прижав к себе дрожащую девочку.
Внезапно к горлу подкатила сильная тошнота, и Элисабет поняла, что увиденное только что будет преследовать ее по ночам весь остаток жизни.
3
– Докладывайте, – сказал Хиллер, сцепив руки в замок.
Рейнхарт устремил глаза в потолок, Мюнстер принужденно откашлялся, а Ван Вейтерен зевнул.
– Так что? – повторил Хиллер.
– Ну… – Мюнстер начал листать свой блокнот.
– Давайте быстрее, – буркнул начальник полиции, глядя на свои золотые часы с хронографом, – я должен быть на совещании через двадцать пять минут. Можно покороче.
Мюнстер снова откашлялся:
– Ну, в общем, обнаружен труп мужчины. Вчера около часа дня в лесу в окрестностях Берена в тридцати километрах отсюда. Нашла его шестилетняя девочка из детсадовской группы во время пикника. Труп был завернут в ковер и брошен в пятидесяти метрах от ближайшей тропы, и пролежал он там долго.
– Сколько?
– Хороший вопрос. Может быть, год, может, больше, а может, и меньше.
– Это можно определить? – поинтересовался Хиллер.
– Меуссе во всю над этим работает, – ответил Ван Вентерей. – В любом случае, пролежал он не меньше полугода.
– Ну, – подстегнул Хиллер, – а дальше?
– А дальше, – продолжил Мюнстер, – дальше невозможно установить личность, потому что убийца отрубил голову, руки и ноги.
– Мы уверены, что это убийство? – произнес начальник полиции.
Рейнхарт вздохнул:
– Конечно нет. Это могла быть совершенно естественная смерть. Кому-то, видно, не хватило денег на достойные похороны. В наше время это недешево… Наверное, голову и остальное вдова, выполняя волю покойного, передала для исследований.
Ван Вейтерен откашлялся.
– Причину смерти невозможно будет установить быстро, – объяснил он, ковыряя в зубах зубочисткой. – На том, что осталось, нет следов насильственной смерти. Хотя, конечно, если отрубить человеку голову, он обычно умирает.
– Меуссе этот труп как-то совсем не радует, – добавил Рейнхарт. – Его даже можно понять. Он пролежал в сырой канаве в гнилом ковре уж точно всю зиму. Замерзал и оттаивал, замерзал и оттаивал. Дикие животные тоже пробовали его на зуб… но, похоже, он не пришелся им по вкусу. Думаю, еще и потому, что к нему было трудно подобраться. Труп частично лежал в воде… немного законсервировался, иначе от него остался бы только скелет. Короче говоря, выглядит он отвратительно.
Хиллер продолжил:
– Как мы думаем, почему у трупа отрезаны части тела?
«Мы? – подумал Мюнстер. – Мы думаем? Как мы сегодня себя чувствуем? Это вообще полиция или больница? А может, дурдом, как утверждает Рейнхарт? Трудно сказать».
– Трудно сказать, – озвучил его мысль Ван Вейтерен. – Убийства у нас и раньше случались, но здесь, вероятно, была еще и цель затруднить опознание.
– У вас есть мысли, кто это может быть?
Ван Вейтерен покачал головой.
– Конечно, мы обследуем местность, – сказал Мюнстер. – Это приказ самого начальника полиции… Двадцать человек бегают по лесу со вчерашнего дня… ну, разумеется, не ночью.
– Что практически бесполезно, – констатировал Рейнхарт, доставая трубку из кармана пиджака.
– Покуришь, когда мы закончим, – выдал шеф, глядя на часы. – Почему это бесполезно?
Рейнхарт убрал трубку и сцепил руки на затылке:
– Потому что они ничего не найдут. Если я кого-то убью и потрачу время на отрезание головы, рук и ног, то, наверное, я не такой дурак, чтобы положить их там же, где и тело. Во всем мире есть лишь одно место, где мы точно их не найдем. И это как раз там, где мы ищем. Надо согласиться: придумано неглупо.
– Ну хорошо, – прервал его Хиллер, – комиссара вчера здесь не было, поэтому я подумал…
– Да ладно, – сказал Ван Вейтерен, – осмотр местности не повредит, но думаю, к вечеру мы его прекратим. Немного улик может сохраниться после зимы. Да и навряд ли его лишили жизни там же. В этом мы практически можем быть уверены.
Начальник полиции снова засомневался.
– Каков наш план расследования? – спросил он. – Я уже опаздываю…
Ван Вейтерен, напротив, никуда не торопился.
– Как бы это сказать… Нам надо хорошо подумать. Сколько человек будут этим заниматься?
