Двое ученых присоединили полифазовые тиски, чтобы отпереть металлический замок, который удерживал самую верхнюю панель на месте. Фигура внутри ковчега билась, молотя руками.
– Нет! – выкрикнула Сэлэтрель. Она схватила инструмент из рук ошеломленных ученых, раскрутила и первой всадила рукоять в прозрачную панель.
Панель треснула.
Она взмахнула снова.
Поток жидкости брызнул ей в лицо. Она уронила тиски в глубину ковчега.
Голыми руками она расправлялась с осколками разрушенной панели. Черепки резали ладони. Темная жидкость мешалась с зеленью ее крови. Но боль не могла остановить ее.
Сэлэтрель с силой дернула металлическую полосу между сломанной панелью и следующей. Ее ученые сообразили, что она делает и потянули в противололожную сторону.
Несколько оставшихся ромуланских приборов и устройств эффектно взорвались в шахте и на машине. Сэлэтрель и ее ученые вцепились в леса.
Лицо Сэлэтрели было перемазано питательной жидкостью из ковчега. В рот стекали ручейки. На вкус это было горьким, соленым, словно океан, забитый жизнью.
– Вытащите его! Вытащите…
У нее перехватило дыхание, когда из ковчега взметнулась рука, хватая ее ладонь.
Она ощутила какую-то острую пластину на руке, в плече, когда неожиданная сила этой руки потянула ее на рваные края панелей, к удушливым безднам ковчега.
Но умереть сейчас, с ним – не ради этого она рисковала своей жизнью, именем, миром.
С первобытной яростью Сэлэтрель дернулась назад, упираясь в ковчег, ощущая, как он гнется и выгибается, пока эта ужасная рука не выскользнула, и она отступила назад, свободная. Не считая того, что…
Рука пропала, поглощенная снова.
Темная фигура покоилась в жидкости без движения.
Под кем-то просели леса, и двое ученых свалились на нижнюю палубу. Но Сэлэтрель не упала.
– Нет, – она задыхалась.
Вспышки света и сирены смешались с разрастающейся пеленой хаоса и ревом жидкости из умирающего ковчега.
– Нет, – крикнула Сэлэтрель.
Из ковчега толчком выплеснулась темная жидкость.
– Живи! – вопила Сэлэтрель, смея командовать даже им.
Потом в небеса поднялся душераздирающий вопль боли, смятения…
…жизни.
На мгновение Сэлэтрель перестала дышать.
А потом ощутила, что рука вернулась.
На этот раз схватив ее за шею.
Давя, сжимая, сокрушая.
Сэлэтрель вцепилась в мускулистое предплечье израненными руками. И увидела… Кирка. Глаза, полные безумия, которое она не могла постичь. Плоть его плеч и шеи изгибалась и мерцала, когда ее очертания менялись, преобразовывались и перестраивались микроскопическими нано-устройствами, что еще действовали в нем, восстанавливая и перестраивая его.
Его рот распахнулся, когда он хватал ртом воздух от глубокого, отчаянного удушья.
Но Сэлэтрель слышала только биение собственной крови, грохотавшей у нее в ушах, когда ее творение усилило нажим.
Его безумные глаза впились в нее. Его рот неуклюже задвигался, вытаясь сформировать слово…
…Почему…
Перед глазами Сэлэтрели вспыхнули обжигающие серебряные точки. Она чувствовала, как несется во тьму, видела смутную фигуру деда, приветствующего ее как следующую жертву этого чудовища, как…
В борьбе ее поддержала другая рука.
Она увидела, как эта рука сжала и согнула предплечье с железными мускулами, что держали ее, и вдруг давление пропало.
Она схватилась за шею, чувствуя жгучую боль ворвавшегося в покалеченное горло воздуха. Ее спас Вокс.
Он стоял перед ней в профиль – благородная ромуланская бровь, высокая и дерзкая, агрессивно заостренное ухо, глаз, темный и пронзительный. Он без усилий удерживал Кирка на месте.
Сэлэтрель тряхнула головой, когда зрение прояснилось.
На мгновение она смутилась. Перед ней был ее возлюбленный, стоящий в профиль.
Она коснулась его плеча, собираясь назвать его имя.
Его настоящее имя.
А потом он повернулся к ней и кошмар вернулся.
Половины лица не было.
Оно было непотребным образом заменено черными заплатами схем, лазерными прицелами, трубками и катушками бионейронных имплантатов – неизбежными признаками ассимиляции.
Его старое имя уже не было больше его частью, наряду со всем остальным, чем он был. Теперь он был Воксом.
Ромуланский спикер для коллектива Борга.
