Возьми меня с собой - страница 63

Андрею хотелось заплакать, но он давно разучился, еще до того, как пошел в первый класс, – плакс в интернате не любили, травили и дразнили по полной программе. От боли и злости он поднял с земли осколок кирпича и со всей силы запустил в мирно прогуливающуюся рядом черную галку. Птица улетела, а ему стало еще хуже.

Вечером он помирился с Кирюхой, рассказав всю правду про Елену Николаевну. Кирюха долго хохотал, а назавтра весь отряд узнал про отношения Сергея и воспитательницы. То и дело кто-нибудь за спиной Елены Николаевны громко причмокивал, имитируя поцелуй, а то и вполне внятно, ехидно приговаривал: «Жених и невеста!»

Воспитательница дергалась, оборачивалась, ее некрасивое лицо заливалось краской, губы жалко кривились. Она искала глазами Андрея и смотрела на него долгим, умоляющим взглядом, но тот отворачивался.

Он не испытывал к ней жалости. Наоборот, ему хотелось, чтобы ей было еще больней – как ему тогда, возле беседки.

Через пять дней смена окончилась, и Андрей с Кирюхой благополучно вернулись в интернат. Он еще долго потом вспоминал Елену Николаевну. Злость на нее постепенно прошла, но из всей этой истории он вынес жесткий урок: ни в коем случае не разрешать себя жалеть, не принимать ничьей помощи извне, не доверять никому, живущему за пределами детдома.

С возрастом это правило перешло и на взаимоотношения с противоположным полом. Интернатские предпочитали общаться с себе подобными, почти не заводя романов на стороне. И парни, и девушки одинаково старались избегать привязанности к «домашним» сверстникам, да и вообще любой привязанности.

Брошенные однажды самыми близкими людьми, они не рисковали сближаться с кем-то еще, на всю жизнь пораженные комплексами и недоверием к окружающим. Оттого и отношения между детдомовской молодежью были кратковременными и несерьезными.

Андрей не стал исключением. Девушкам он нравился, но сам относился к ним спокойно, в чем-то по-приятельски, не ставя свою жизнь в зависимость от них. Была у него, правда, одна сильная привязанность пару лет назад.

Ее звали Алена. В прошлом малолетняя бродяжка, ныне она также не имела ни постоянного жилья, ни места работы, перебиваясь случайными заработками, обретаясь у многочисленных друзей-приятелей.

С Андреем Алену свел знакомый художник, имевший свою студию. Он предложил девчонку в качестве натурщицы. Надо сказать, равных ей в этом ремесле не было: она обладала чудесной, пропорциональной фигуркой и завидным терпением, могла без устали сидеть часами неподвижно в любой позе.

Характер Алена имела независимый и ветреный, вид слегка вульгарный, но чем-то притягательный. Ни к кому сильно не привязываясь, порхала по жизни, точно беззаботная бабочка. Но к Андрею неожиданно прикипела.

Что-то было в них общее – неприкаянность, безотчетное стремление жить лишь настоящим, не вспоминая о прошлом и не делая ставки на будущее.

Алена переехала к Андрею, в его крошечную квартирку; оставшуюся ему после родителей, неизвестно куда канувших за то время, что он рос в интернате, и заботливо сохраненную органами опеки. Он сделал с девушки целую кипу набросков, по большей части очень удачных. Некоторые впоследствии оформились в картины и были проданы. Хозяйкой Алена была никакой, обедам и ужинам предпочитала пиво из банки и семечки, но Андрея это не раздражало – он и не стремился к настоящей семейной жизни. Притом болезнь, с каждым годом все настойчивее заявляющая о себе, заставляла быть реалистом, смотреть на вещи трезво, без излишних иллюзий.

Они провели вместе около двух лет, а потом что-то разладилось. Может быть, пришла пора решиться на более серьезные отношения, связать себя хоть какими-нибудь обязательствами, созреть. Но оба упрямо не хотели этого, желали по-прежнему оставаться свободными.

Никто никого не бросал. Само собой получилось, что они стали друг другу не нужны, и это не принесло ни особых страданий, ни ревности, ни горечи. В один прекрасный день Алена просто исчезла, забрав минимум вещей, что успела накопить у него в доме за эти годы.

Андрей сначала почти не ощутил никаких перемен в своем существовании и лишь спустя несколько месяцев стал чувствовать что-то сродни одиночеству. Потом и это прошло, и вспоминал он Алену со спокойной теплотой.