верхом на охающем португальце и тузя его кастетом по
голове, - Отвечай, мор-рда, что ты имеешь против моего
друга детства товарища Мюллера ?
-- Ты чего, Штирлиц ? - с изумлением спросил португалец,
оторопело сверкая возникшим под глазом ярко-фиолетовым
синяком, профессионально поставленным любезным Штирлицем.
-- Ах, ты еще и по-нашему понимаешь... - гнев Штирлица
был безграничен. Второй синяк мгновенно украсил
монотонную морду бразильца...
-- Прекрати, Штирлиц, - взмолился бразилец, пытаясь
увернуться от ударов русского разведчика. - Не трогал я
Мюллера... Я же у него хранителем песочницы работаю...
-- Песочницы ? - Штирлиц отпустил бразильца, успешно
понимающего по-русски, и вытер со лба крупные капли пота.
-- Ну да, - сказал бразилец, исследуя при помощи
зеркальной глади лужи крупные кровоподтеки на своем лице.
-- Ах, песочницы ! - Штирлиц нахмурил брови и бросился
на другого бразильца, но тот молниеносно отправился на
верхушку пальмы и остался там сидеть до самого вечера.
Два остальных исчезли в непроходимых чащах джунглей, и
больше не появлялись.
-- Где Мюллер ? - поигрывая кастетом, спросил Штирлиц.
-- Там ! - плаксиво показал пальцем на неприветливую
тьму джунглей бразилец, обиженный нарушениями в своей
внешности.
-- Ты мне зубы не заговаривай, - Штирлиц обиделся
непочтительному отношению. - Ты вообще покажи...
-- Великого товарища Мюллера без предварительной записи
увидеть нельзя... Занят очень... Он ночью не спит, о нас
беспокоится.
-- Это о ком еще - о вас ? - Штирлицу почему-то начали
надоедать коммунистические замашки вождей.
-- О нас, о четвертом рейхе...
-- А-а-а ! - лицо Штирлица расцвело в приятной улыбке. -
Ну, ну... Если Мюллер о вас беспокоится, то...
Штирлицу не дали закончить свою мысль. Два здоровенных
негра ловко схватили его за кисти рук и отобрали любимый
кастет. Этих Штирлиц очень ловко забросил куда-то далеко,
не глядя, и они больше не появлялись.
Но против четырех десятков обиженных эксплуататорами
несчастных негров, питающихся только кофе и ананасами,
русский разведчик был почти бессилен. Почти, потому что
по крайней мере десятка два из них покинули место битвы
за народную свободу ( для лично товарища Штирлица ) или
без зубов ( причем без всех ) или с вывихами и
переломами.
Могучие волосатые руки бросили Штирлица в какое-то
сырое полуподвальное помещение. Мгновением позже сверху с
кряхтением свалился пастор Шлагг, приняв роль самой
невинной овечки. Сверху раздались вопли Бормана,
убеждавшего своих пленителей, что самостоятельно он
гораздо лучше упадет в подвал. Пленители не послушались.
Борман с визгом упал вниз, ругаясь по-русски и
по-немецки. Штирлиц помог партайгеноссе подняться и
вытряхнул из него пыль.
Пастор Шлагг жутко страдал в неволе. Его, он думал,
опять будут бить. Один раз он уже удостоился чести быть
больно поколоченным в застенках Гестапо ( кстати, в
управлении того же самого Мюллера ), и теперь, наверное,
ему готовилась та же участь.
-- Не боись, - сказал ему Штирлиц, вполне утешающе. Он
скрутил из листа от карманного устава Партии козью ножку
и теперь блаженствовал.
-- Не боись, здесь больно не поколотят. Они здесь
добрые...
Сверху со свистом прилетело помятое ведро, из которого
исходил довольно неприятный запах. Борман вздрогнул.
-- Кого там опять поймали ? - глухо спросили сверху.
-- Да каких-то шпионов..., - ответил ленивый голос с
некоторыми признаками рыганиями.
-- А... - вопрошавший потерял всякий интерес к
пленникам, - Опять расстреливать будут ?
-- Не знаю, - ленивый голос издал звуки тошноты. Борман
вздрогнул. - Или на расстрел, или... на фазенду...
сахарный тростник убирать...
-- Сахарный - это хорошо..., - ленивого собеседника
довольно сильно вырвало в подвал, разговор окончился.
Борман заметался по подвалу в поисках выхода, Штирлиц
равнодушно достал из глубоких галифе банку тушенки и
равнодушно открыл ее. Пастор стал молиться на
крестообразное сплетение решетки. Внезапно подвал сотряс
вопль.
-- Ве-е-есь ми-и-ир насилья мы разру-у-ушим, - пел
Штирлиц, размахивая банкой. Сверху посыпался песок.
