Как я уже говорил, авторы «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка» ухитрились создать художественное пространство, в котором каждый персонаж мог свободно думать и говорить все, что ему заблагорассудиться. Точь-в-точь, как И. И. Старохамский в сумасшедшем доме («Вся власть Учредительному собранию!.. И ты, Брут, продался большевикам!… и т. п.).
В какой еще книге тех лет вы могли встретить героя, который отважился бы вслух выговорить такое:
– Вот наделали делов эти бандиты Маркс и Энгельс…
Или:
– Основной причиной ваших снов является само существование советской власти. Но в данный момент я устранить ее не могу. У меня просто нет времени… Я устраню ее на обратном пути…
Именно вот этим забытым ощущением полной, совершенной, абсолютной свободы и пленяли эти две книги Ильфа и Петрова читателей, уже привыкших жить в мире ледяной, тотальной несвободы.
… Создав своего Остапа, Ильф и Петров отчасти искупили давний грех старой русской литературы, где фигура предпринимателя являлась перед нами либо в образе жулика Чичикова, либо в худосочном, художественно убогом облике гончаровского Штольца.
В отличие от Штольца Остап – художественно полнокровен, а в отличие от Чичикова он – жулик не по призванию, а по несчастью. Жуликом его сделали обстоятельства, имя которым – социализм.
Может быть, кому-нибудь такое сравнение покажется слишком смелым и даже кощунственным, но я бы не побоялся уподобить Остапа художнику или поэту, которому (как некогда Тарасу Шевченко) запрещено рисовать и сочинять стихи. Разница лишь в том, что Шевченко было запрещено прикасаться к холсту и бумаге высочайшим повелением, относящимся к нему персонально, а Остапу (и таким, как он) не позволило заниматься любимым делом само устройство того общества, в котором ему выпало жить.
Николай Заболоцкий сказал однажды: «Я только поэт и только о поэзии могу судить. Я не знаю, может быть, социализм и в самом деле полезен для техники. Искусству он несет смерть».
Романы Ильфа и Петрова (опять-таки независимо от того, хотели этого их авторы или нет, и даже независимо от того, сознавали или не сознавали это они сами) наглядно и неопровержимо показали, что социализм несет смерть не только искусству, но всем видам и формам творчества».
Бенедикт Сарнов.
«Ильф и Петров на исходе столетия»
20 декабря 1948 г.
Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович!
Только что ко мне прибыла своим ходом с автомобильного завода, носящего Ваше имя, прекрасная машина – лимузин. Как мне передали, обладателем этого великолепного и удобного средства передвижения я стал благодаря Вашему личному распоряжению об отпуске для меня автомашины «ЗИС-110».
Разрешите мне от всей души и сердца поблагодарить Вас за эту помощь и выразить пожелание еще долгие Вам годы, в крепком здоровье, направлять наш государственный корабль к светлым берегам обетованной земли – к коммунизму
Глубоко и искренне уважающий Вас
АНДРЕЙ УПИТ
Необходимое пояснение.Упит Андрей Мартынович (1877–1970) – латышский советский писатель, член Компартии с 1917 года, народный писатель Латв. ССР, зам. председателя Президиума Верховного Совета Латв. ССР, председатель Правления Союза писателей Латв. ССР, Герой Соц. Труда.
2 января 1950 г.
Дорогой Иосиф Виссарионович,
простите, что решаюсь побеспокоить Вас просьбой, связанной с моей работой.
Я работаю над продолжением «Бури». На судьбах различных героев этой книги – советских людей, французов, американцев, немцев – я хочу показать историю послевоенных лет, борьбу за мир. Поездка в США в 1946 г. позволяет мне дать ряд американских глав. Но мне не хватает материала для существенной части романа, протекающей во Франции (во время Парижского конгресса я провел там всего десять дней). Поэтому я прошу разрешить мне поехать на полтора-два месяца во Францию и на две-три недели в Берлин. Если почему-либо невозможно во Францию, в одну из соседних с ней стран (Бельгию, Италию, Швейцарию), где я мог бы собрать материал.
Я осмелился Вас этим потревожить, потому что без такой поездки мне пришлось бы отказаться от книги, над планом которой я работаю последнее время.
