«– Ничего, говорю, я такого не делаю, Иосиф Виссарионович! Живу, небо копчу!..
А он положил свою руку Ванюшке на голову и говорит:
– Вы нового советского гражданина воспитываете, а это уже большое дело! Ведь для нас человек – самый драгоценный капитал. Спасибо вам, Прасковья Дмитриевна, за Ваню Бессмертного…
Сказал и уехал…»
3 января 1950 г.
Дорогой товарищ Сталин!
В 12-м томе Ваших Сочинений опубликовано Ваше письмо тов. Феликсу Кону В этом письме указано, что я допустил в романе «Тихий Дон» ряд грубейших ошибок и прямо неверных сведений насчет Сырцова, Подтелкова, Кривошлыкова и др.
Товарищ Сталин! Вы знаете, что роман читается многими читателями и изучается в старших классах средних школ и студентами литературных факультетов университетов и педагогических институтов. Естественно, что после опубликования Вашего письма тов. Ф. Кону у читателей, преподавателей литературы и учащихся возникают вопросы, в чем я ошибся и как надо правильно понимать события, описанные в романе, роль Подтелкова, Кривошлыкова и других. Ко мне обращаются за разъяснениями, но я молчу, ожидая Вашего слова.
Очень прошу Вас, дорогой товарищ Сталин, разъяснить мне, в чем существо допущенных мною ошибок.
Ваши указания я учел бы при переработке романа для последующих изданий.
С глубоким уважением к Вам
М. ШОЛОХОВ
Необходимое пояснение.В письме Ф. Я. Кону вождь выразился так: «Знаменитый писатель нашего времени тов. Шолохов допустил в «Тихом Доне» ряд грубейших ошибок и прямо неверных сведений насчет Сырцова, Подтелкова, Кривошлыкова и др., но разве из этого следует, что «Тихий Дон» – никуда негодная вещь, заслуживающая изъятия из продажи?» (Сталин И. В. Собр. соч. Т. 12, М., 1949. С. 112).
На письмо Сталин не ответил, но у Шолохова стали возникать проблемы с переизданием романа.
24 апреля 1950 г,
Ленинград, Фонтанка, 34, кв. 44
Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович!
Вправе ли я просить Вас о снисхождении к моему несчастью.
6 ноября 1949 г. в Ленинграде был арестован мой сын, Лев Николаевич Гумилев, кандидат исторических наук. Сейчас он находится в Москве (в Лефортове).
Я уже стара и больна и я не могу пережить разлуку с единственным сыном.
Умоляю Вас о возвращении моего сына. Моей лучшей мечтой было увидеть его работающим во славу советской науки.
Служение Родине для него, как и для меня, священный долг.
АННА АХМАТОВА
Недостаточное пояснение.Письмо поступило в Особый сектор ЦК ВКП(б). Вождь, видимо, не читал.
9 марта 1951 г.
Товарищ Сталин!
Я недавно вернулся из Нижне-Чирского избирательного округа, в который входили такие станицы, как Нижний Чир, Калач и т. д.
Вы эти бывшие белогвардейские крепости прекрасно знаете по временам гражданской войны.
Признаться, я чуточку трухнул, когда узнал о том, что именно эти станицы выдвинули меня в депутаты Верховного Совета РСФСР: ожидал, что столкнусь с людьми – теми далекими, которые когда-то яростно бились против Советской власти.
На самом же деле все оказалось иным: лампасники куда-то сгинули, руководящее положение заняло новое поколение – люди, преданные Советской власти и партии.
На собраниях и митингах я встретился не меньше как с сорока тысячами избирателей, и все они просили меня передать Вам сердечный поклон.
Вот я Вам его и передаю.
ФЕДОР ПАНФЕРОВ
31 марта 1951 г.
Товарищу Сталину
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Прошу предоставить мне отпуск сроком на 1 год для написания нового романа.
Со дня выборов меня Генеральным секретарем Союза Писателей в 1946 году я почти лишен возможности работать как писатель.
Впервые в 1948 году мне был дан более или менее длительный отпуск – на 3 месяца, но он был нарушен. Мне был поручен одновременно большой доклад о Белинском к сотой годовщине со дня его смерти, а через некоторое время я был отозван из отпуска для проведения конгресса в защиту мира в г. Вроцлаве, в Польше.
В 1950 году мне был снова предоставлен более или менее продолжительный отпуск – на 4 месяца, который я использовал, как писатель, на все 100 %. За этот относительно короткий срок мною было написано около 10 печатных листов нового текста – «Молодая Гвардия». Срок этот был слишком мал, чтобы до конца, начисто отделать все эти 10 печатных листов (240 страниц машинописного текста). Я смог сдать в издательство только часть фактически написанного мною. Мне буквально не хватило одного месяца, чтобы сдать все. Дальнейшая общественная работа уже не дала мне возможности выкроить этот один месяц вплоть до нынешнего дня.
