- Чтоб каждому колхознику была вручена квитанция. Объясните людям: государство в долгу не останется. И адреса чтобы записать не забыли...
Не так давно, находясь в Мошенском и Хвойной, мы проехали по маршруту тех санных обозов, снаряженных мошенскими колхозниками в помощь Ленинграду.
Особо памятной осталась встреча с бывшим председателем Задельского сельсовета Андреем Николаевичем Николаевым и его дочерью Анной Андреевной. У них почти вся родня живет и поныне в деревнях и на хуторах Мо-шенского района. И не было семьи в большом роду Николаевых, которая бы тогда, в ноябре сорок первого, не откликнулась на просьбу местных властей, обкома партии, Военного совета Ленинградского фронта.
Андрей Николаевич и его дочь хорошо помнят и вечерний сельский сход, и речь, которую произнес М. А. Таиров, и ночные санные путешествия.
На другой день после схода шестнадцатилетняя Анна выпросила у отца малые сани, предназначенные для праздничных выездов.
- Запрягу Белянку, отвезу на аэродром баранину, кадки с солониной и клюквы прихвачу, - сказала она. - На самолет не возьмут - раненым в госпитале сгодится...
Спустя сорок лет нашли мы Анну Андреевну в Ленинграде (она работает маляром на машиностроительном заводе имеии Котлякова) и попросили рассказать о том, как она возила продукты в Хвойную.
- Дядья мои, Александр, Михаил и Ефим (он воевал под Ленинградом, был тяжело ранен в начале войны и возвратился по "чистой" домой), завернули к нам во двор глубокой ночью, - вспоминает Анна Андреевна. - Отец хотел было затащить дорогих гостей в дом, попотчевать с дороги чайком. "На обратном пути не объедем, а сейчас мешкать нельзя", - ответили дядья.
Ехали гуськом. Сна - ни в одном глазу. Впереди нас и позади скрипят полозья, пофыркивают лошади да бубенчики позванивают, душу веселят. Когда показалась Хвойная, повалил снег.
Прибыли на аэродром, уже начало светать. Моя Белянка заметалась, чуть из оглоблей не выскочила - страшно испугалась гула самолетного. Моторы ревели, хоть уши затыкай. Кое-как успокоилась, присмирела Белянка. А я сгораю от любопытства. Гляжу во все глаза - самолеты рассматриваю. Сроду таких большущих раньше не видывала. Может, это они и проносились над нашей деревней Шилово. Верно, к Ленинграду и летели. Только с земли они не казались такими большими. Вообще-то о летчиках, их геройских делах мы слыхали от старших. И про Ленинград знали: письма солдатские оттуда приходили в деревню.
Подъехали мы со своим грузом поближе к столам с амбарными весами. Гляжу, рядышком знакомые парни из соседней деревни мясные туши в штабеля, как дрова, складывают. И разом бирки вывешиваются с указанием общего веса сложенных туш. Потом, вижу, к самолету, метрах в пяти от нас, мужчины молодые подошли. Все в меховых комбинеаонах, шлемах, унтах. Высокие, видные собой. Вот они, летчики, какие! - думаю. В любого влюбиться можно. Взяло меня удивление. Как это летчики - и вдруг наравне с грузчиками стали тушу коровью переносить. Потом одному из них, самому высокому и красивому, вручили бумагу, видно, накладную на груз, который велено было затаскивать в самолет. Теперь-то я понимаю, этот летчик был у них за старшего, командиром экипажа.
Смотрю, наша очередь подошла разгружаться. Дяденька один, что мясо взвешивал и накладную летчику отдал, машет рукой отцу: "Давай-ка поскорей управляйся, очередь не задерживай". "Хорошо, мы мигом управимся". Это, оказывается, был бухгалтер райисполкомовский. Отец объяснил: он на аэродроме в Хвойной бригадой грузчиков руководит.
...Подошла наша очередь. Отвернула я половики, слышу, кто-то из дядьев, кажется дядя Ефим, чуть слышно ахает, словно беда какая случилась. Так и было. Видим, из одного самолета летчик выносит на руках девушку, а сам белый весь. Девушка-то на руках у него была, оказывается, мертвая. В пути умерла. От истощения. Вот что фашисты проклятые творят... А рядом, вижу опять же летчики ведут под руки женщин и стариков, чуть живых. Лица у всех желтые.
Перевела взгляд на отца. Он стоит окаменелый. Никогда я больше не видела его таким. Вот как может горе людское придавить. И только здесь, на аэродроме, по-настолщему дошло до всех нас, что происходит в Ленинграде. Кажется, все бы отдали, не задумываясь, только бы уберечь, спасти ленинградцев от голодной смерти.