Немного погодя, когда мы уже едем домой, я спрашиваю, как прошла конференция.
Она говорит, что, в общем и целом, это был полезный семинар, но лично ей он дал меньше, чем она ожидала.
Ничего, бывает, говорю я и спрашиваю, с кем это она прощалась на перроне.
Она отвечает, что это был Хенрик Хенрикссон, с которым они последние полгода сидят в одном кабинете.
Я спрашиваю, не с ним ли она разрабатывала план выездного курса. Мне так показалось, во всяком случае.
Да, кажется, отвечает она.
Столица Швеции – Икеа,
пишу я, потом зачеркиваю написанное. Вдохновение не торопится меня навещать, а ведь до моего следующего доклада в Северном обществе осталось всего несколько дней, плюс еще и газон в саду не стрижен.
Я просто больше не способен ни на чем сосредоточиться. Зато другие очень даже способны. Анника снова вернулась к пробежкам, покупает новую одежду и в огромных количествах поглощает киви.
Я потратил кучу времени,
отчаянно пытаясь придумать, что бы такое купить Аннике на день рождения, и сегодня поехал в торговый комплекс «Мильогорен», он находится сразу за городом. Именно здесь мы приобретаем датский дизайн фирменного качества, лучше просто не бывает, и за ним я как раз и приехал. Именно он мне и нужен. Мне необходима вещь, неподвластная времени, сделанная с истинным вкусом. Есть люди, полагающие, что классическая датская мебель вышла из моды, превратившись в кич, но я придерживаюсь иной точки зрения.
Ну, что у нас тут? – говорю я Лерке, составившей мне компанию. Ей нравится запах новой мебели. Мы стоим перед лучшим датским креслом, модель называется Яйцо.
Я рассказываю Лерке, что это кресло появилось на свет, когда Арне Якобсен меблировал отель Royal в центре Копенгагена, что привело к созданию двух легендарных образцов мебели, наиболее известных в истории Дании: Лебедя и Яйца. Я упомянул, что это, конечно, неприкрытый намек на Х. К. Андерсена, поскольку Дания была и остается страной сказочной, и когда ты, к примеру, едешь по…
Меня прерывает один из продавцов, появляющийся возле нас и желающий знать, не может ли он каким-то образом быть нам полезен. Я сообщаю ему, что мы размышляем над этим вот креслом. Он моментально становится воплощением внимания и профессионального усердия, едва только перед ним замаячила перспектива продать кресло Арне Якобсена, сделанное на фабрике Fritz Hansen. Говорит, что это флагман их ассортимента. И после того, как мы произносим избитые фразы про качество, я спрашиваю, во что оно мне обойдется. Насколько я вижу, ценник на кресле отсутствует. Я прекрасно понимаю, что оно стоит дорого, но человеку же не каждый день исполняется сорок лет. Сорок лет – это непростая дата, объясняю я Лерке. Тут пустяками не отделаешься.
Продавец, облаченный в голубую рубашку с белым воротничком, сверяется с айпэдом, который держит в руке. Прикасается несколько раз к экранчику, прежде чем находит сумму. 65 тысяч.
Это цена за ту модель, которая перед вами: с кожаной обивкой и алюминиевым корпусом, без скамеечки для ног, говорит он.
Да, оно поистине великолепно, говорю я, проводя ладонью по закруглению в верхней части спинки, но я подумываю, не остановиться ли все-таки на варианте, обитом тканью, а не кожей, теперь, когда дети уже подросли. Не уверен, но мне кажется, что тогда и выбор расцветок будет больше.
Оригинальная модель была в коже, говорит продавец, у которого на груди прикреплен небольшой бейджик с именем. Его зовут Яльмар.
Охотно верю, отвечаю я, но для меня важен не цвет сам по себе, а то, как он будет сочетаться с мебелью, которая уже стоит у нас в гостиной. Вещи все-таки должны гармонировать, нельзя лишать их возможности общаться друг с другом.
В этом ему приходится со мной согласиться.
Я видел кресло, выставленное в Вестергор Мёблер в Кристиансхавне. Оно было почти голубым.
Мне этот оттенок неизвестен, говорит Ялмар.
Вам, может, и неизвестен, но он существует, и я склоняюсь к нему как к основному варианту.
Если хотите, разумеется, я могу поискать, есть ли у нас такая расцветка.
Я улыбаюсь Лерке.
Пока что спасибо. Поедем домой и подумаем, а там видно будет.
