Никаких мер безопасности в аэропортах не принималось, уважаемых людей пропускали в самолеты без досмотра. Проверка пассажиров проводилась чисто формально. Это вам не израильская авиакомпания «Эль-Аль».
Хуже всего было то, что египетские структуры безопасности, все без исключения, включая и авиационные службы такого рода, кишели предателями.
Это неизбежно, когда двадцать процентов населения находятся у власти и хотят чего-то одного, а остальные восемьдесят – совсем другого. Вы хотите знать, чего именно? Например, холокоста. На многих футбольных матчах египетские болельщики вывешивают баннеры с одной и той же надписью: «Требуем повторного холокоста!» Вот такие вот «они же дети» по-арабски.
В кресле первого пилота широкофюзеляжного аэробуса, идущего на Москву, сидел бывший полковник египетских ВВС Хатим Рушди. Он не первый раз смотрел в глаза смерти и сохранял хладнокровие даже сейчас, когда ему в лицо был наведен пистолет.
В него целился второй пилот.
– Что дальше? – спросил Рушди, управляя самолетом.
– Дальше будет то, что решит Аллах.
– Нет, не это. Я хочу спросить, что будет с твоим отцом, когда он узнает, что его сын стал преступником?
Пистолет больно ткнулся в щеку Хатима. Он хорошо знал своего второго пилота. Это был сын его ведомого. Они вместе переучивались в США на «F16». Парень родился в Штатах и мог быть американским гражданином, а стал террористом.
– Заткнись. Не говори мне про моего отца.
– Нет, я буду говорить. Может, хочешь повести самолет сам? Давай.
Второй пилот подумал, что делать, и решил не обострять ситуацию.
– Вы не скажете мне ничего нового о моем отце, дядюшка Хатим. О том, что он кафир, я давно знаю.
– Нет, он мусульманин. Как и я. А вот ты – нет.
– Я мусульманин. Единственный из вас. Потому что делаю, а не болтаю.
– И что же ты намерен сделать? Разбить самолет? В чем виноваты эти люди или те, на головы которых рухнет наш самолет?
– Нет, я этого не сделаю.
– Что же тогда? Угнать? Чего ты намерен добиться всем этим?
– Ты все равно не поймешь.
– А ты расскажи. Я сражался за свою страну, и твой отец тоже. Может, я что-то не понимаю.
– Ты сражался не за страну, а за ее правителя, нечестивца, который называл себя фараоном и считал, что Аллах над ним не властен.
– Как тебе не стыдно! Он вручал медали твоему отцу.
– Я плюю на них. Все это от шайтана. Вы сражаетесь за побрякушки. А мы – за Аллаха, милостивого и милосердного.
– Там, куда вы идете, нет и никогда не было Аллаха.
В кабину зашел еще один террорист, посмотрел на часы и сказал:
– Пора.
– Дядюшка, нам предстоит посадка.
– Где?
– Заброшенная военная база. Это Украина.
– Ты с ума сошел! Я же ничего о ней не знаю, ни разу не сажал самолет здесь!
– Пассажиры полагаются на тебя, дядюшка, а я – на Аллаха.
Посадить громадный «Эрбас А330» на аэродроме, не приспособленном для этого, оказалось очень и очень непросто.
Пассажирская авиация не зря имеет славу самого безопасного вида транспорта. Возможно, даже ходить пешком – дело куда более рискованное. Никто не станет сажать самолет на незнакомую площадку, тем более без диспетчера.
Все аэродромы, на которых побывал самолет, заносятся в память автопилота. Машина потом теоретически может совершить посадку и без вмешательства человека. Сложность современных автопилотов почти сравнима с искусственным интеллектом. Кроме того, на земле есть множество маяков и приводных датчиков.
Но несмотря на все это, перед тем как сажать самолет с пассажирами на незнакомом аэродроме, летчик должен «облетать» маршрут. Сначала в кресле второго пилота, только потом – командиром.
Сама взлетная полоса постоянно контролируется и проверяется наземными службами аэродрома. При такой интенсивной эксплуатации иначе никак нельзя. В современных аэропортах взлеты и посадки происходят каждые пять минут. Самолет должен быть готов к следующему рейсу за четверть часа.
Путешествие на самолете лет тридцать назад было доступно далеко не всем. Люди могли совершать его пару раз в год, вряд ли больше. Теперь оно стало совершенно обыденным делом. Европе слетать на уик-энд в другую страну является нормой даже для студентов.
