— В каком смысле шокированным? Он боялся?
— Совсем немного. В пределах обычного. Некоторые наши парни боятся перед полетом гораздо больше. Скорее — все случилось слишком быстро для него. Фактически он прошел всего лишь подготовку космического туриста. Пожалуй, именно им он себя и ощущает.
— Это мы учитывали. Док, меня больше интересует, что он за человек.
— Мальчик. Мальчик в тридцать три года. Знаешь, он на полгода старше миссис Шибановой — она самая молодая в русской группе астронавтов, — но он смотрит на нее, как школьник на учительницу. Пусть молодую и симпатичную — но учительницу.
— А на Третьякова?
— Как на директора школы. Военной школы, замечу.
— То есть — он боится не полета, а Третьякова?
— Опасается. Неосознанно. У него, судя по записям и по моим личным впечатлениям, отличные деловые отношения с русскими. Особенно с его коллегами-учеными из московского института. Но вот что касается командира… Тут есть определенные сложности. У Третьякова своеобразное чувство юмора. Типично армейское. Это есть в его профиле. Замечу, что, по неподтвержденным сведениям, мой русский коллега — доктор Абрамов — выражал некоторую… обеспокоенность подбором экипажа.
— Странно. И его мнение проигнорировали?
— Русские, точнее, русское руководство действовало в условиях цейтнота. Европейцы платят весьма неохотно, и в случае срыва графика по кислороду был риск выхода Италии из программы. Тем более что их министр науки…
— Я знаю позицию мистера Кальдеролли.
— Да. Так вот, русским было просто необходимо запустить «Верону» до конференции в ЕКА. А доктор Тоцци — лучший специалист по установке из тех, кого они могли подготовить достаточно быстро.
— Но если доктор Тоцци так важен для них — почему они не подобрали ему более подходящего компаньона?
— У них проблемы не только с кислородом. Они
опаздывают и с реактором.
— Я знаю. Приготовленный для Луны «Топаз» они применили на военном спутнике — Луне пришлось подождать.
— Именно. Так что реактор им тоже нужно посадить во что бы то ни стало. А подполковник Третьяков, насколько я знаю, — их лучший специалист по дистанционной посадке.
— Понятно. Знакомая ошибка. Два отличных специалиста, каждый в своем деле…
— … С неполной психологической совместимостью. Подполковник Третьяков — типичный русский военный. Со всей спецификой этой касты. С другим русским или, скажем, с европейцем или американцем, но тоже с военным, они сошлись бы лучше. А вот его профиль и профиль доктора Тоцци, по нашим расчетам, сочетаются не очень хорошо. Так что, полагаю, мистер Тоцци будет вести себя точно в соответствии с нашими — моим и моего итальянского коллеги — прогнозами. Иначе операцию не стоило и затевать.
— Это точно. Значит, итальянец мистера Третьякова опасается… А стоит ли опасаться мистера Третьякова нам? — Рон встал, прошелся по кабинету. Док попытался снять напряжение, добавив в голос еще больше спокойствия. И начал ответ, разумеется, с успокаивающего — в данном случае успокаивающего — «Не стоит».
— Не стоит. Конечно, если мы будем вести себя правильно. Понимаешь… Ты видел цифры, реакции, диаграммы. Но главный факт — то, что он вертолетчик.
— Мой отец тоже летал на «Хьюи»[23]. Во Вьетнаме. И я бы не сказал, что он неопасный человек. До сих пор, кстати, хотя ему хорошо за семьдесят.
— Тут есть существенный нюанс. Твой отец был «жокеем», пилотом боевой машины, а мистер Третьяков управлял чем-то вроде «Веселого Зеленого Гиганта»[24]. Спасательного вертолета. Понимаешь разницу?
— Не вполне.
— Его основная работа во всех русских войнах, в которых он участвовал — а это три войны за пятнадцать лет, — привезти своих ребят к черту в зубы и, главное, отвезти их назад. Из этих самых зубов. Живыми. Мы выяснили, за что русские наградили его в две тысячи восьмом.
— Хм. Этого я не читал.
— Да, в доклад это, кажется, не вошло. Возможно, есть в приложениях. Я проверю, и если этого там нет — добавлю. И вышлю завтра с утра. Так вот, мы обратились к ребятам из Лэнгли, они подняли свои архивы, потом вышли на правительство Джорджии… Кавказской Джорджии. Родины Сталина, где воевали русские.
