До какой степени пруссаки умели пользоваться услугами своей кавалерии и закрывал ею от внимания неприятеля все передвижения своих войск, можно видеть из того, что после седанской капитуляции, император Наполеон, разговаривая с графом Бисмарком и прусскими генералами о последних военных событиях, был весьма удивлен, когда узнал, что под Седаном против него дрались не войска принца Фридриха-Карла, а армии наследных принцев прусского и саксонского; между тем как по сведениям, полученным в главной квартире французской армии, наследный принц прусский продолжал свое движение на Париж, а принц Фридрих-Карл принужден был оставить свои позиции под Метцом.
Вот что говорит, по поводу действий прусской кавалерии, автор брошюры, о которой мы уже несколько раз говорили:
«К несчастью, в эту войну, как будто все элементы успеха должны были изменить нам. Кроме того, что соединение армии было приостановлено делом под Шпикереном (сражение, которое пруссаки называют саарбюккенским), — все действия наши были парализованы постоянным неведением, относительно расположения и движения неприятеля. Пруссаки так тщательно скрывали все свои движения под густою завесою кавалерии, которую они развернули по всем направлениям, что не смотря на все наши усилия, мы никогда не узнавали где находятся главные их силы и откуда следует ожидать наиболее значительного действия.
«Ни 14, ли 16 августа (н. с), мы никак не думали иметь перед собою всю прусскую армию, а в сражении при Гравелоте никто не сомневался, что на другой день легко будет достигнуть Вердена; в Париже точно также не имели никаких сведений о движениях пруссаков.»
Трудно, кажется, сделать более полное сознание об уменье и искусстве неприятеля распоряжаться своею кавалериею.
С своей стороны мы считаем не лишним заметить, что пресловутая прусская кавалерия, приобревшая, в настоящую войну, под названием улан (Uhlanen), столь громкую известность, не составляет, так сказать — природной кавалерии, как например, наши казаки или французские спаги, с раннего детства свыкшиеся с лошадью. Кавалерия эта набирается обыкновенным рекрутским порядком; причем даже и сорт лошадей этой конницы, по нашему мнению, ниже посредственного, — хотя, в тоже время, все кавалерийские части, которые нам случалось встречать, были в весьма удовлетворительном состоянии.
Что касается французской кавалерии, то некоторые ее части гораздо более соответствуют требованиям аванпостной службы, как, например, конно-егерские полки, имеющие африканских степных коней, весьма легких и в высшей степени выносливых.
Французские кавалерийские офицеры, с которыми нам приходилось говорить об отличительных качествах французской кавалерии, следующим образом объясняли причины внезапного нападения на корпуса Фальи и Фроссара: — в Алжире, во время походов, вся аванпостная служба возлагается на спагов — иррегулярную конницу, выставляемую мирными арабскими племенами, так что французская кавалерия совершенно не приучена к аванпостной и разъездной службе. Между тем спаги, — люди незаменимые в африканских степях, обладающие удивительною способностью ориентироваться в самой глухой, пустынной и степной местности, и по самым ничтожным признакам, точно чутьем, угадывающие о близости неприятеля, — почти терялись во Франции, среди многочисленных городов, деревень, ферм, садов и полей и в особенности при совершенном незнании языка.
В прусской армии, напротив, вся кавалерия, за исключением кирасиров, безразлично употреблялась для аванпостной службы и название уланов (Uhland) присвоенное французами всем прусским кавалерийским разъездам, произошло, по всей вероятности, оттого, что первые разъезды и аванпосты пруссаков, по переходе ими французской границы, были посланы и выставлены случайно от уланских полков.
Обращаясь, затем, к замечаниям о действии кавалерии в бою, следует сказать, что в настоящую кампанию, блистательным образом, опровергнуто мнение тех людей, которые полагали, что преобразования в вооружении пехоты и вновь введенные системы в артиллерии отняли у кавалерии все прежнее ее значение и не позволят уже ей более появляться на полях битв.
