Он вообще ничего не сказал.
И именно потому, что он ничего не сказал, в этом отъезде как будто не было ничего особенного, но почему-то Анна побежала за ними в одних носках.
Словно она понимала, что в этот раз Хокан не просто уезжает, что она должна его остановить.
Но прямо у машины она застыла как вкопанная и так ничего и не сказала. На нее падал снег. Она съежилась и сжала руки на груди.
— Увидимся через несколько дней, — сказал Хокан.
— Позвоните, как доедете, — сказала Анна.
Они обменялись этими фразами, и это было последнее, что они сказали друг другу. Хокан сел в машину и стал выезжать из двора, а Анна попятилась назад. Делать было нечего. Никто ничего не сказал, ни единого слова, но казалось, что оба все знают и так. И Хокан уехал.
Она осталась стоять на дорожке перед домом. Хокан с детьми только что уехали. Почему-то она побежала вслед за ними, словно забыла сказать что-то важное, но на самом деле сказать ей было совершенно нечего, и она так ничего и не произнесла.
Машина уехала, и вот Анна теперь стоит на дорожке перед гаражом.
Стоит на дорожке перед гаражом, у себя во дворе, но внезапно как будто перестает понимать, где находится. Она растерянно смотрит по сторонам, словно не узнавая даже себя. Некоторое время она рассматривает свои руки, точно не понимая, чьи они. Она стоит в одних носках на асфальтовой дорожке перед гаражом, у красного типового коттеджа в Эллагорде, километрах в двадцати от Стокгольма, под тяжелым серым небом, и она подошла к самому концу пути. Эта асфальтовая дорожка, этот дом у асфальтовой дорожки — это конец пути.
Вот куда они пришли. Дальше идти некуда.
Анна складывает руки на груди, ей очень холодно. Носки промокли насквозь. На цыпочках она идет обратно к дому, но вдруг останавливается, всего на секунду, и оборачивается. Оборачивается, но сзади никого нет.
Другой жизни она не помнит. Жизнь стерла сама себя, замела собственные следы. На высокой сосне каркает ворона. Как будто поет:
Стучат колеса: тук-тук-тук,
И вертится земля,
И нет назад пути, мой друг.
Кар-кар-кар.
Господи, Ты велел нам плодиться и распространяться на земле. Мы сделали, как Ты велел, мы заполнили землю. Она теперь нами переполнена.
Но что нам делать дальше?
Пия временами сама удивляется, что она еще не впала в полную депрессию из-за того, что у нее до сих пор нет детей. На самом-то деле она, как и прежде, мечтает, как будет жить с отцом своего ребенка, как они будут влюблены друг в друга, и всякое такое. В этом смысле она придерживается довольно консервативных взглядов. Возможно, у нее слишком высокие требования к жизни.
Быть может, ей стоило выйти замуж за первого встречного, поступить как Ольга в «Трех сестрах» Чехова. Ведь замуж выходят не из любви, а только для того, чтобы исполнить свой долг. Так, по крайней мере, думает Ольга. Ольга бы вышла без любви. Кто бы ни посватал, все равно бы пошла, лишь бы порядочный человек.
Пии следовало бы рассуждать точно так же. А то она слишком много о себе думает и слишком многого ждет. Бывает, она встречает бывших одноклассниц, которые представляют ей своих бойфрендов. Чаще всего Пия сначала вздрагивает при знакомстве, потом улыбается, протягивает руку, а про себя думает: «Блин, и как ты его терпишь?»
Одноклассницы всегда говорят что-нибудь вроде того, что надо бы сходить выпить пива как-нибудь вечерком, рассказать о своей жизни, но «сама понимаешь, все некогда». И многозначительно кивают в сторону бойфренда, глупо улыбаясь.
— Еще бы, — глупо улыбается Пия в ответ, — как можно рассказывать о жизни с таким огромным членом во рту!
Нет, так она, конечно, не говорит.
Когда Сельма Лагерлеф получила Нобелевскую премию, то в приходской церкви устроили праздник в ее честь. И писательница думала, что, как виновница торжества, она может войти в зал впереди гостей, первой положить себе еду, но ее тут же поставили на место замужние дамы. Незамужняя не должна идти впереди замужних. Ее не спасла даже мировая известность, и будь у нее все Нобелевские премии на свете, это ничего бы не изменило. В самый ответственный момент Сельма Лагерлеф оказалась просто старой девой, гораздо ниже по положению любой замужней женщины.
