— Уходишь? — слезы снова выступили в глазах Джейн.
Сердце Лукаса дрогнуло. Он не выносил, когда она плакала. Но странствовать по миру с десятилетним ребенком на руках? Это тоже невозможно…
— Мы снова будем вместе, Джейн, — сказал Лукас. — Когда-нибудь. А пока оставайся с мамой.
Но голос его дрогнул, и он не смог договорить. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что она ни о себе, ни о собственных детях сейчас позаботиться не в состоянии. Ему слишком часто приходилось видеть и в Ирландии, и в Англии эти пустые отрешенные глаза — тех, у кого чума отняла всех близких и родной дом. Его убитая горем мать превратилась за эти несколько минут из человека в призрак, в полуживую тень.
Он последний раз взглянул в глаза Томасу и Катерине.
И они поняли друг друга без слов. Это было странное, молчаливое согласие — отныне их будет связывать одна лишь вечная непреодолимая ненависть.
— В таком случае, прощайте, — сказал Лукас.
Он отвернулся и растворился во тьме.
Он слышал, как Джейн плачет и зовет его. Он ждал, что другие опомнятся и, раскаявшись, начнут умолять его простить и вернуться.
Но его окружила тишина.
Оливии не с кем было разделить горе.
При рассветном солнце останки ее дома стали похожи на обгоревшую и разбитую скорлупу. Легкие ее болели от дыма, но боли она сейчас не чувствовала. Слез не осталось вовсе… Глаза сухи, точно выжженная земля. Она завернула Гидеона в кусок обгоревшего сукна и села на землю, держа его голову в своих руках. Она гладила его волосы, умоляла его открыть глаза и посмотреть на нее.
Когда она только нашла его, он еще дышал. Огонь не тронул его, но дым и гарь не пощадили. Те двое, что были рядом, сгорели в пепел. Но Оливия узнала их — это были стражники Веспера, Бальтазар и Трус. Когда она поняла, что произошло, холодная, словно льдом обжигающая ярость победила горе и вселила в нее физические силы. Она отодвинула их тела и нашла под ними мужа. По злой усмешке судьбы они спасли Гидеона от ожогов, упав на него и придавив его своими широкими телами, одетыми в броню. Наверное, они набросились на него, чтобы не дать ему уйти. Удивительно, но лицо Гидеона было умиротворенным и спокойным. А волосы его покрывал такой слой пепла и сажи, что седина совсем исчезла, и он казался моложе.
Дрожащей рукой она провела по его лбу. Она была готова возопить к небесам. Она была готова проклинать и Гидеона за то, что он оставил ее. Но не могла винить его ни в чем. Она поняла все очень давно, еще когда собиралась стать его женою — сердце его такое огромное, жить в нем будет не одна она. Гидеон любил ее больше всего на свете — но так же он любил и весь мир. Он никогда бы не оставил свою цель — облегчить и улучшить жизнь бедных и больных. Он никогда бы не отказался от главной своей мечты — сделать лекарство и побороть чуму раз и навсегда. Ее муж был готов на все ради спасения других людей. А ради себя — такого упрямого, невыносимого и самого доброго рыцаря на земле — нет. Потому что он знал, что только смертью спасет свою работу и свою семью.
— Гидеон, — голос ее дрогнул. — Дети ушли — я совсем одна. Я не могла их остановить.
Кто мог такое подумать? Никто… даже Гидеон… Он такое и представить не мог…
Джейн ушла первой — она сразу побежала за Люком. И они не вернулись… Оливия очнулась и срочно послала Катерину догнать их. Та прибежала через полчаса и сказала, что на пристани не хватает одной лодки. Значит, Люк и Джейн выполнили свою угрозу и сбежали на материк.
Прошло немного времени и горечь в сердцах Томаса и Катерины переросла в обиду. Они обвинили отца в том, что он многое скрывал от них, что он слишком доверял лорду Весперу и Люку. Они обвинили Оливию в том, что она потакала безумиям отца.
И тогда они решили, что Лукас и Джейн правы — настало время покинуть эту проклятую семью.
Их слова причинили ей невыносимую боль. Она умоляла их остаться. Но Томас с Катериной безжалостно и решительно покинули ее. Она была настолько раздавлена, что даже не смогла идти за ними. Словно в кошмарном сне, еле держась на ногах, Оливия вернулась к руинам. Она, вопреки здравому смыслу, надеялась на чудо — найти Гидеона живым. Иначе она не сможет жить дальше.
