Внешне я был настоящий казак. Да и в остальном во всем я подчинялся общим правилам и выполнял все казачьи нормы воинской службы. Единственно, чем я отличался от других, так это то, что я все еще боялся садиться верхом на коня. Я молчал и никому об этом не говорил. В кино я видел, как другие ездят на лошадях, но сам не мог. Коня я называл лошадью, это казакам не нравилось и они говорили:
- Эх ты, лошадь. Сам ты лошадь, это конь. На лошади в колхозе навоз в поле вывозят, а еще казак называется.
Я не знал, как правильно заседлать коня, одеть уздечку, не то, чтобы ездить верхом. Некоторые, из казаков сердитых, говорили:
- Ты что это, парень, притворяешься что ли?
Моя первая поездка верхом на коне была километров за двадцать. Садиться верхом и слезать я научился еще в конюшне. Но, чтобы ездить, такой практики у меня еще не было. Вскоре она появилась. Выехали мы утром. Вначале ехали шагом. Потом, выехав за село, поехали по переменке, то рысью, то шагом. Медленная езда, шагом, была еще терпима. Но когда переходили на рысь, для меня начинались настоящее муки. Мои ноги выскакивали из стремян. Каждую минуту, казалась, я выскочу из седла. Я выпускал повод и руками хватался за седло. Казаки, ехавшие рядом, смеялись. Когда мы снова вернулись в казарму, слезть с коня я не смог. Уцепившись за седло, я медленно сполз на землю. Передвигаться на ногах было очень трудно. Было такое ощущение, будто меня посадили верхом на бревно и долго подбрасывали на нем вверх. Болело все тело, особенно между ног.
Выезды в лесные деревни не всегда сопровождались стрельбой. В этот раз тоже обошлось без нее. И, если бы она была, то вряд ли мне удалось вернуться обратно. После нескольких выездов я ездил почти нормально, как все. Конечно, до настоящего казака мне было далеко. Казак мог на коне перепрыгнуть канаву, взять барьер. Некоторые на ходу выделывали такие пируэты, что дух захватывало. Совсем как в цирке. Я же был рад и тому, чему научился. Ездить верхом.
Иногда бывала целая серия целенаправленных выездов. Чтобы лишить партизан баз снабжения продовольствием и людьми, уничтожалась целые села вместе с их населением. В таких операциях вместе с казаками участвовали отряды полицаев и какие-то странные немецкие отряды человек по тридцать-сорок. Они появлялись накануне такой операции. Одеты они были в обычную зеленую немецкую форму, но с черепами на пилотках. Некоторые поверх френча надевали меховые безрукавки, сделанные из волчьей или собачьей шкуры, мехом наверх. Наверное, фантазия собственного понимания. Вот вся эта орава живодеров окружала село и начиналось страшное. Все население сгонялось в колхозные сараи, обкладывалось соломой и сжигалось. В основном этим занимались те немецкие отряды, которые откуда-то прибывали, одетые в волчьи шкуры. В подобных акциях каждому отводилась своя роль. Так это мне казалось. Казаки окружали деревню, полицаи сгоняли население к сараям, а немцы в волчьих шкурах доделывали остальное. У полицаев была еще одна роль: они шныряли по сундукам, выискивали разные крестьянские тайники и занимались самым откровенным мародерством. В моральном отношении хуже русских полицаев мне больше никогда и никого не приходилось видеть.
Если говорить о жестокости немцев, то здесь особенно удивляться было нечему. Немцы были нашими врагами. Ждать от них чего-либо другого не приходилось. Казаки были люди подневольные. Хотя они и творили дела ужасные, но не столь откровенно, цинично. О полицаях складывалось впечатление, что они сами, с желанием ждали подобных разбойных выездов. Грабежи крестьянских деревень обогащали их. Полицаи, будучи в прошлом крестьянами, находили в этих разгромленных селах все то, что могло пригодиться им дома в хозяйстве. Потому, по этой причине, они и старались от души и больше других. Оправданием перед своей совестью было то, что все равно все пропадет, сгорит. Так пусть уж оно хоть мне послужит. Все как будто было правильно. Все было, как бы, между прочим. Но это, как бы нейтрально безобидное понятие 'не пропадать же добру' обдумывалось заранее. Полицай заранее обдумывал чего у него еще не хватает в доме и в следующий погром выискивал то, чего ему было нужно.
