Для поднятия духа у рекрутов в батальон разновременно ездили Конни Цильякус, Фриц Ветергоф (принято произносить эту фамилию Ветероф), Самуил Сарио и члены заграничной делегации Активного комитета.
Денег у активистов было мало, а если они и были, то их трудно было получить, не обратив на это внимания властей. Нужно было прибегнуть к помощи общества. За это дело взялся доктор Цильякус, собравший среди банков, учреждений, обществ и частных лиц около 1 300 000 марок. Кроме того, его женой и магистром Эльзой Врун было приступлено к изготовлению в Швеции подарков для батальона, что прошло довольно удачно. К батальону выписали из Финляндии пастора, затем начали издавать газету, так как провозить местные газеты (благодаря строгости пограничного надзора) нечего было и думать. Редактировали газету ректор Эйрик Хурнборг и магистр Баккула, оказавшиеся непригодными к военной службе.
К концу 1916 года в Берлине вместо Ветергофского бюро появилось нечто вроде официального финляндского представительства в Германии «Das Finlandische Bureau».
Известный германофил, лектор немецкого языка в Александровском университете Иоганнес Эквист, эмигрировавший еще ранее в Мюнхен, принимал деятельное участие в работе бюро и особенно в немецкой прессе в защиту финляндцев, другими словами, ведал политической пропагандой в германской печати. Сношения с домом были затруднены. Это вынудило Активный комитет озаботиться изысканием способов связи, что вскоре и удалось с помощью курьеров, ходивших по льду из Швеции в город Кеми.
Во время стоянки на позициях у Рижского залива германское командование разрешило командировать в Финляндию несколько егерей со специальными целями. Услугами их, конечно, пользовался не Активный комитет, а германское командование.
В канун 1916 года в Хапаранде капитаном 27-го егерского батальона Хельдтом была создана прочная организация, в которой работали егеря Валенице[3], У Сихво, Хейкель и др.
Доктор Гуммерус продолжал руководить германо-финской частью прессы в Швеции, а дело вербовки было возложено на А. Фабрициуса. Читатель, наверное, заинтересуется вопросом: как боролось, и боролось ли русское командование с этим движением?
Несомненно, боролось, и следствие, производившееся статским советником Машкевичем, было возложено по высочайшему повелению в канун декабря 1916 года на сенатора Трегубова, коему было предложено закончить таковое в кратчайший срок, а командиру отделения 42-го армейского корпуса повелено ликвидировать егерское движение к весне 1917 года, и, не будь революции, оно бы было исполнено в срок.
Причиной того, что движение это разрослось и приняло большие размеры, служила неналаженность нашей военной разведки в Финляндии. Восемь различных учреждений работали в Финляндии по розыску неприятельских агентов, затрудняя только друг другу работу, так как агенты одного являлись в то же время агентами двух или трех других, что объяснялось мизерностью вообще казенных отпусков на дело разведки. Были случаи, когда агенты работали на два лагеря…
Совсем не то было у немцев. За каждым офицером, работавшим в разведке, германцы установили в Гельсингфорсе наблюдение, и им был известен чуть ли не каждый их шаг. Как, например, укажу на следующий случай. В канун января 1917 года, когда обвинительный акт по делу о егерском движении уже был закончен, следователь статский советник Машкевич, возвращаясь из Гельсингфорса, сделал остановку в Выборге в гостинице «Cociememcxysem»[4]. Оставив в номере два объемистых чемодана с делами, он пошел в штаб корпуса. Вернувшись от обер-квартирмейстера часа через два, он не нашел обоих чемоданов в своей комнате. Тотчас же были поставлены на ноги все разведывательные учреждения (они тогда уже были реформированы) и выборгская полиция. Розыски продолжались целый день, и агент А. А. Чистов к вечеру напал на след и чемоданы. В результате разговора Чистова с организацией, их укравшей, они были поставлены на то же самое место, так же ловко и незаметно, как были украдены. Одним словом, когда Машкевич вечером пришел к себе в гостиницу, совершенно обескураженный произошедшим, то он к своему глубокому изумлению нашел оба чемодана на том самом месте, на котором их поставил по приезде. Чистов был чрезвычайно ценный агент, оказавший в прошлом, еще во времена Японской войны, ряд ценных услуг и раскрывший даже заговор с целью покушения на жизнь государя императора, а потому к его просьбе не отвечать на вопрос, как он нашел чемоданы, отнеслись со вниманием и не настаивали на объяснениях. Тем более что, по его словам, этот осведомитель будет тогда потерян в будущем. Организация, укравшая дела, не успела, однако, ознакомиться с их содержанием…
