16
Вспоминая лейпцигский курс, — вспоминаю и период, ему предшествующий, ибо он включен в курс; без него — не было б у меня органов восприятия курса; это — НОЯБРЬ, ДЕКАБРЬ, время поста и встающего желания: искоренить в себе слишком человеческое; Колинз называет состояние это "Испытанием огнем", "которое… состоит в сожигании и уничтожении всех примесей человеческой природы"; это — преддверие к возвращению тебе человечности взамен человечности животной; состояние как бы ИСПЫТАНИЯ ОГНЕМ вызвано — молчанием доктора; молчание приуготовило к пониманию курса в Лейпциге; в период, предшествующий курсу, — Штейнер молчал особенно; ездил по Германии с ракурсами сказанного о Христе в Христиании; повтор был молчанием; в Христиании стоял открытый духовному миру и нам; в Германии он изменил "КАК" темы; говорил с опущенным забралом; в тоне было — взывание; слова секли, как меч: "Покайтесь, переменитесь!" Он МОЛЧАЛ о том, что было ОТКРОВЕННО сказано в Христиании; в Берлине, в Мюнхене, в Штутгарте, в Нюренберге стоял он мне тяжело закованным рыцарем, потрясающим и угрожающим в своих объездах антропософских центров, убирая надежду и запирая двери! Он знал: отсюда съедутся в Лейпциг: с последними усилиями иметь глаза и уши.
Свершилось: в Лейпциге опустилась аура любви; и Силы Жизни — присутствовали: "Ныне Силы небесные с нами невидимо". Кто был в Лейпциге, тот знает, что это не — мои бессмысленные мечтания. Лейпциг стал ХРАМОМ мистерии. Для лиц, приехавших к курсу издалека, необходимо свидетельство лица, стоявшего в те дни вблизи доктора и видевшего строгость его молчания: "Переменитесь для свершения Сил!" Громада курса не в тексте: в молчании слушавших, перетрясенных событиями и внутренними еще до курса: желание Рождения, обряд ужаса создали в Лейпциге атмосферу "чертога". "Чертог" нудился усилием душ (доктора и окружавших); и он — зажегся (мог НЕ ЗАЖЕЧЬСЯ); "Чертог обучения" — был в Лейпциге; душа повторяла в дни Лейпцига литанию, которую пытается передать Коллинз в словах: "В наступающем году я буду пребывать в святилище любви; я не нарушу законов любви… Я прошу, чтобы дух, долженствующий родиться… был любим Братством душ!"
Доктор вел к Лейпцигу, вызывая возможности в ЧЕРТОГЕ ЛЮБВИ говорить о Христе; и сам готовился к событиям курса; в ноябре говорилось: "Доктор — не принимает; он занят очень ответственным духовным исследованием".
17
Путь к курсу, читанному в Христиании (в октябре 1913 г.), как в пути к курсам о Христе, для имеющих глаза, — правомерное томление, как им поставленный вопрос, ждущий ответа в неделях: "Погибнуть иль любить!" Праздник — курс; до — моления его о Чаше, а в нас — борьба со сном; но начало всего — его жест изгнания "торгующих" из наших душ; проводимые через очищение, очистившись, переполнялись "торгующими", становились "торгующими"; *он в гневе схватывал бич; ходил по "меняльным лавкам", опрокидывая лотки: обряд "ужаса" — начинался.
Литания, которая слетает с души в дни ужаса: "Я подобен ничтожеству". Коллинз прибавляет: "Это… время, когда появляется Страж Порога…"* (Лучше сказать — тональность порога, слышная задолго до встречи.) Эта тема сопровождает преддверия; когда Штейнер видел невызревание темы в нас, он опрокидывал "лотки", производя ужас опустошения, чтобы тянулись к "преддвериям"; как бы он мог нести слова о Христе и его страданиях в космосе, если бы в нас не было и прогляда?
Чтобы быть "Пастырем Добрым", должен был временами являться и "Стражем Порога"[395]; как бы отрезывающим от им же вывлеченного пути.
"Пороги" перед курсами ставились: подчас — "курсами".
18
Разителен контраст двух смежных курсов, и личности доктора в них; один — предел того, что можно сказать о Христе в условиях нашего времени; "Пятое Евангелие" в христианийской редакции; повторы — ракурсы (две лекции вместо пяти[396]) по сравнению с произнесенными в Христиании — абстракции молчания пред… лейпцигским словом. Другой курс — "ПРЕДДВЕРИЕ": мюнхенский курс о "Тайнах Порога"[397]; в нем доктор — неумолимый, жестокий "Страж", отбрасывающий нас от пути; и — даже: наступающий на отброшенного; курс связан мне картиной, перетрясавшей мое "Я": налево — ЛЮЦИФЕР, во весь рост (я им был переполнен в стремлении к медитативным успехам); направо — Ариман, меня стискивающий извне и тащивший в меняльные лавки забот о деньгах; осознавался центр, куда надо пройти; но он — узкий прощеп, занятый фигурой доктора, грубо рукою отбрасывающего меня: в мои тьмы; таким он стоял перед многими в Мюнхене (в августе 13 года); и отбрасывание — погоня за нами: с бичом в руке.
